Белая кошка в темной комнате

— Выводов масса! Надо только сесть и детально их систематизировать. Мы теперь знаем, что было в тайнике и за чем идет охота. Как ты оцениваешь, что тайник до 20 июля не трогали и деньги, значит, 13 лет где-то лежали целехонькие?

— Думаю, Саржин по неким веским причинам до сих пор не мог до них добраться.

— Но почему он не послал «гонца» раньше?

— Значит, и «гонца» послать не мог.

— Игорек, где может находиться человек, который ни сам приехать не может, ни приятеля послать?

— В заключении, — помедлив, ответил Свешников неуверенно. — Впрочем, из колонии при большом желании можно послать освободившегося «кореша». Если, конечно, ему доверяешь.

— Выходит, он-таки доверился Рубцову?

— Погоди, Стасик, у нас, кажется, уже шарики за ролики зашли. По-твоему, Саржин уже 13 лет в колонии сидит? Это нонсенс… Осуждение под своей фамилией исключается — он, как-никак, во всесоюзном розыске был. Под чужой? Но 13 лет просто так не дадут, а по серьезным делам его бы десять раз «раскололи» хотя бы по «пальчикам»!

Широков ткнул друга в мягкий живот и возбужденно произнес:

— Почему мы все время считаем, что Саржин жив? А что, если он давно мертв?!

— Во-первых, не пихайся, во-вторых, если он мертв, то мертв еще с 1977 года.

— Правильно. Если Рубцов тот человек, которому Саржин доверил тайну, то сообщил ее до «посадки» последнего, то есть — до июля 1977 года, — согласился Широков. — И сообщил, вероятно, незадолго до своей кончины, иначе смысла не было.

— Постой! — Свешников задумчиво смотрел в окно, покачиваясь в такт автомобилю. Затем решительно хлопнул водителя по плечу и попросил остановиться. Когда машина замерла, Игорь протянул Широкову блокнот и потребовал:

— Пиши!

— Что писать?

— Пиши: «Саржин Е. И.»

Широков достал ручку и выполнил требование друга.

— Теперь пририсуй к «С» некоторые детали, чтобы получилось «Ж», и поставь после «н» мягкий знак.

Станислав дописал и вслух прочитал:

— Жаржинь Е. И., ну и что?

Игорь торжествующе сверкнул глазами:

— Именно такая фамилия была у человека, за убийство которого Рубцов схлопотал свои 11 лет! Это значится в сообщении из Красноярска, переданном утром сегодня шефом. Просто я тогда не придал значения фамилии убитого и не назвал ее тебе!

— Вот так-так! — пораженно воскликнул Станислав.

Водитель, с интересом наблюдавший за пассажирами, нетерпеливо спросил, можно ли ехать.

— Теперь все можно! — радостно заметил Игорь.

Посещение бывшего супруга Гвоздковой лишь подтвердило то, что ранее выяснилось об отношениях Риты и Вики. Действительно, с Ритой Олега Михайловича познакомила Монина, с которой прежде у него был «роман». Однако, семейная жизнь не сложилась, но расстались они с женой по-хорошему, как цивилизованные люди. Иногда виделись, интересовались делами друг друга. По поводу отъезда Риты из Курска Олегу Михайловичу известно лишь то, что у Гвоздковой были неприятности на работе. И, как будто, не без помощи Виктории. Уехала Рита 20 марта 1985 года — это Гвоздков помнит точно, ибо у него профессиональная память на числа. Помнит Олег Михайлович даже номер поезда: перед отъездом Рита сама ему сказала — звонила по телефону, прощалась.

Разговор подходил к концу, когда Олег Михайлович неожиданно заявил:

— Мне кажется, перед отъездом Виктория с Ритой помирились.

— Почему Вы так думаете? — усомнился Широков.

— Виктория в день отъезда Риты утром звонила мне и сама об этом сказала. Она еще спросила, не знаю ли я, на каком поезде Рита уедет. Она-де хочет проводить подругу, но сделать это неожиданно, преподнеся сюрприз. Поэтому сама спрашивать у Риты не хочет. Я, конечно, сказал.

Широков опустил глаза.

— А что, я сделал что-то не так? — забеспокоился Гвоздков.

— Как Вам сказать…

Но Широков счел за лучшее оставить Олега Михайловича в неведении.

27 июля. Среда. 21 час

В кабинете Никифорова царил уютный полумрак — горела только настольная лампа. Сам майор, сняв пиджак и галстук, прихлебывал чай из большой красивой чашки и внимательно читал документы, подшитые в красную папку, то и дело производя пометки остро отточенным карандашом. Он явно обрадовался возвращению коллег, убрал папку в сейф и, слушая Свешникова, достал из тумбочки пару чашек, печенье и тарелочку с бутербродами. После чего предложил товарищам подкрепиться.

Вкусная легкая еда и горячий чай благотворно подействовали на уставшего Станислава. Боль в голове, вновь поднявшаяся к вечеру, понемногу утихла. «Счастливые люди, кто, отработав от звонка до звонка, вечером устраиваются возле телевизора. Жены кормят их отменным ужином, и дети пристают с какими-нибудь извечными вопросами, — искренне позавидовал Широков. — И нет нужды вздрагивать от каждого телефонного звонка, гадая — то ли приятель интересуется жизнью, то ли на работу вызывают». Потом мысли обратились к Наташе; как она там, что делает сейчас, в эти минуты? Мысленно он представил ее лицо, глаза. Она была грустна. Но вот в глазах мелькнули искорки лукавства, губы дрогнули и что-то произнесли. Широков пытался разобрать слова, но ничего не получалось. Тогда он и сам виновато улыбнулся.