Белая кость

— Тебя как зовут? — спросил Дмитрий проводника.

— Петер, — быстро ответил проводник, остро сожалея теперь, что не пристрелил русского. Ведь мог стать героем… Никогда, правда, не мечтал об этом, но все равно было бы приятно.

— Веревка есть, Петер? Не может быть, чтобы не было. Не ври мне… Кстати, всех касается — пристрелю не задумываясь любого из вас в случае намека на сопротивление. Так есть веревка? — рявкнул он на Петера.

— Нету, — уже виновато ответил напуганный Петер.

— Не повезло тебе, Матильда…

— Мне… мне в туалет надо… — пролепетала она, не дав Дмитрию закончить фразу.

— Иди, тебе действительно надо подмыться, — неучтиво потянул носом Дмитрий. — И смени трусы…

Когда она проходила мимо Бекешева, тот резко приставил пистолет к ее щеке, слегка оцарапав. Матильда обмерла. Второй пистолет направил на лейтенанта, который автоматически дернулся, увидев жест Дмитрия. Бекешев сделал зверское лицо и, придав своим словам максимально угрожающий тон, тихо сказал:

— На твоей совести сейчас три немецкие жизни, включая твою. Если ты не вернешься через пять минут, я убью их и тебя, когда найду. Пять минут!.. За одно принесешь все сумки и постучишь три раза. Вот так, — он стукнул по двери дважды быстро и через паузу третий раз.

Матильда вернулась через семь минут, когда Бекешев уже начал волноваться. Не убивать же этих людей. Он еще с Гансом понял, что не может убивать ни в чем не виноватых. Когда раздался условный стук, у него отлегло от сердца, но знал, что предосторожность не помешает. Приоткрыл дверь будучи готовым к нападению — тогда он начнет стрелять и будет в своем праве. Но это была только Матильда, которая принесла и его, и свои сумки.

— Раздевайся, — приказал он.

Матильда недоуменно взглянула на Дмитрия.

— Снимай платье, или я сдерну его. Быстро, сука! — рявкнул он и протянул руку к воротничку.

Когда женщина стянула с себя платье, Бекешев забрал его и приказал Петеру:

— Петер, нож давай.

Проводник, открыл створку шкафчика.

Это был хороший нож с длинным, узким, остро отточенным лезвием и тяжелой рукояткой. Дмитрий сразу положил глаз на него.

Они одновременно протянули друг другу платье Матильды и нож. «Победил» Петер, которому и досталось платье.

— Режь на полосы. Лейтенант, лейтенант! Сидите тихо, — Дмитрий заметил, что лейтенант опять дернулся. — Я проломлю вам голову, если еще раз увижу, что вы готовитесь прыгнуть на меня.

Петер аккуратно разрезал платье. Видно было, что это занятие даже доставило ему удовольствие. Когда на полу из того, что пять минут назад было платьем, образовались «веревки», Бекешев отдал новый приказ:

— Петер, вяжи лейтенанта. Я подскажу как… Да… правильно… сильнее затягивай, еще… А теперь пропусти через промежность… и натяни… не бойся, не бойся, яйца не повредишь… простите, мадам, мою грубость… Вот так! А теперь к столу привяжи… Да не так, лопух… пропусти веревку под этим упором… Вот! И натягивай, натягивай… Хорошо!.. — Дмитрий заложил первый пистолет за пояс в знак того, что половина работы сделана.

— Теперь, Матильда, твой черед. Нет… — Дмитрий увидел, что Петер приготовился связывать женщину. — Ты, Петер, не понял. Она тебя свяжет и потом привяжет к столу. Как ты привязал лейтенанта. Тесновато будет, но ничего… Как мы говорим в России — в тесноте да не в обиде. Начинай, Матильда….

Дмитрий давал женщине те же самые указания, что и Петеру, с той лишь разницей, что чаще повторял слова «сильнее» и «туже». Когда она закончила и повернулась к Дмитрию в ожидании очередных указаний, он, заложив второй пистолет за пояс, поманил ее пальцем. Она шагнула к нему, вся потная от стараний выполнить его указания как можно лучше.

— Придется посидеть с нами. Нельзя же в таком виде выходить из купе. Повернись спиной. Давай руки…

Поднял две последние «веревки» и, усадив женщину на полку, быстро связал ей руки и ноги.

— Тебя привязывать к столу не буду. Там уже некуда. Если кто-то постучится — молчать, как будто вас здесь нет. Я не шучу — хотите остаться живыми, будете немы как рыбы.

Забрался на полку с ногами и с удовлетворением оглядел своих пленников. Расслабился и заговорил о материях, совершенно ему не свойственных:

— Знаете, лейтенант, то, что произошло сейчас, когда вы под дулом вашего же пистолета связали друг друга, имеет большой философский смысл.

— Не вижу его, — мрачно ответил лейтенант. — Я изучал философию в Веймаре и не заметил никакой философии в том, что вооруженный человек легко распорядился жизнями троих безоружных людей.

— Не торопитесь с выводами. Философия в том, что я вооружен, а вы — все трое — нет! Теперь представьте: вас без оружия сто, тысяча, миллион, народ!.. А таких, как я, на два порядка меньше… Но мы вооружены. И получается, что вы ничего не можете сделать. Я могу убивать вас поочередно, а вы будете только тупо ожидать своей очереди.

— Я не буду…