Белая Кость (СИ)

— Он слишком стар для путешествий, — ответила Лейза с грустью в голосе. — Вы не подадите мне шкатулку?

Когда лакированный ящичек оказался перед ней, открыла крышку и вытащила нить с нанизанными прозрачными бусинами:

— Однажды в замке моего отца остановился странствующий коробейник. Мне позволили порыться в его коробе и выбрать себе подарок на день рождения. Мне тогда исполнилось шесть. Вашей младшей дочке шесть лет, и я подумала, что бусы из горного хрусталя ей тоже понравятся. К моему счастью, у купца нашлись похожие. — Лейза вновь покопалась в шкатулке и приложила к платью брошь в виде ласточки. — На восьмой день рождения мне подарили ласточку. Я вспомнила о ней, когда увидела в лавке почти такую же. Сколько вашей старшей дочке? Восемь?

— Восемь, — кивнул Киаран.

Лейза взяла коралловый браслет:

— Когда я увидела эту вещицу, у меня чуть сердце из груди не выскочило. Мама подарила мне похожий. Сказала, что его прислал отец. Я тогда не знала, что его заточили в подземелье нашего замка. Думала… Неважно, что я думала. Я прорыдала несколько дней, когда браслет порвался. В моей шкатулке до сих пор хранятся несколько кораллов.

Лейза принялась выкладывать на стол разноцветные застёжки для плаща, шпильки с бабочками и цветочками, булавки с подвесками в виде рыбок…

— Я выбирала подарки вашим дочерям, и мне хотелось плакать от счастья, настолько мои воспоминания были живыми. Купец смотрел на меня как на полоумную. Думал, что я впала в детство: мать короля, а роется в побрякушках…

Ифа прижала ладонь к сердцу:

— Простите меня.

— За что? Вы правы, это всего лишь дешёвые побрякушки, но они нравятся маленьким девочкам. — Лейза немного посидела, глядя в пустоту. — Я очень устала. Спать хочу, нет сил. — Отодвинулась от стола вместе со стулом. — Не провожайте. — И удалилась.

Ифа уронила руки на колени, сцепила пальцы:

— Я вела себя отвратительно. Не знаю, что на меня нашло. Какое-то помутнение рассудка.

Гилан хлебнул вина и поднялся со стула:

— Пойду рассказывать девочкам страшилку.

— Останься, — попросил Киаран.

Протяжно вздохнув, Гилан опустился на сиденье и направил взгляд в тёмное окно.

— Мой дед считал, что разговаривать с женой надо с помощью кнута и кулака, другого языка женщины не понимают, — произнёс Киаран. — Я взял пример с отца и никогда не бил твою мать, Гилан… Если твоя жена поведёт себя подобным образом, ты вправе поступить с ней так, как советовал мой дед. А можешь поступить как я: поставить себя на место жены, понять её и простить. Я хочу, чтобы ты понимал разницу между дерзостью женщины и ревностью. Дерзость быстро искореняется посредством кулака. Ревность искоренить невозможно. Она как деревянный крест, к которому женщина прибита намертво.

— Прости меня, — прошептала Ифа, не смея поднять взгляда.

— Теперь можешь идти, Гилан, — сказал Киаран. Дождался, когда за сыном закроется дверь. Погладил Ифу по голове. — Если ещё раз поставишь меня в неловкое положение, я сломаю тебе нос.

Опираясь руками на стол, тяжело встал и покинул гостиную.

— 2.2 ~

Кладбищенская часовня смотрела обломками стен в глубокое, по-весеннему синее небо. Колокол лежал на боку, вывалив язык, словно околевшая собака. Недавно возле развалин появился ещё один могильный камень — последняя настоятельница монастыря отправилась в райскую обитель. Во всяком случае, она надеялась туда попасть. Её угловую келью на втором этаже, с окнами, выходящими на лес и Немое озеро, впервые заняла не святая мать, а простая девушка — воспитанница Небесной Стаи. Ей вменялось встречать плакальщиц из Слепой лощины и проводить ритуалы с отказниками.

Проезжая вдоль низкой ограды, Киаран бросил взгляд на холмик, припорошённый снегом. Скоро дожди сровняют его с землёй, и он станет незаметен, как остальные могилы, в которых покоились духовные наставницы и рядовые монахини. На этом же кладбище погребали тела детей, так и не ставших Выродками. Их могилки не помечали ни камешком, ни бугорком. О душах, забытых матерями и богом, никто не вспоминал, на место их упокоения никто не приходил.

Заметив между поваленными надгробиями маленькие, явно женские следы, Киаран ослабил поводья и прищурился, пытаясь разглядеть женщин. Обзору мешала паутина ветвей плакучих ив.

Возле трухлявых кладбищенских ворот стоял телохранитель Лейзы, держа под уздцы двух лошадей: свою и госпожи.

— Кто с миледи? — спросил Киаран.

— Решма, милорд.

Спрыгнув с коня, Киаран вошёл в перекошенную калитку и двинулся по следам, раздвигая ветви руками. Увидев женщин, сидящих на корточках перед могильным камнем, остановился и покашлял в кулак. Решма — так звали новую хозяйку заброшенного монастыря — помогла Лейзе подняться, отряхнула подол её шубы и без единого слова удалилась.

— Что вы здесь делаете? — поинтересовался Киаран.

— Гуляю. — Придерживая капюшон, Лейза посмотрела в небо. — Послушайте, как тихо.

— Зимой в лесу всегда тихо.

— На кладбище особая тишина. Жаль, что вы не слышите. — Подойдя к Киарану, Лейза поправила полы его плаща. — Куда вы так торопились?

— К вам. Вы пропустили завтрак.

— Я не успела проголодаться после ужина.