Белая ласточка

Вот она опять сидит на скамейке в институтском дворе. В руках очередной исторический роман. Но не в книгу она смотрит, а за ворота. На эту пару она не пошла, а следующая — зарубежка. «Что же я написала тебе в письме? Вот так и написала, все как есть, что мне совсем паршиво без тебя, что люблю тебя, вас, синьор, что сама не пойму, как это вышло, неожиданно для меня самой, для тебя, простите, вас, но зачем же, зачем? Не знаю... Я вложила письмо в ваш журнал. Вы что-то отмечали в журнале, увидели письмо, сунули его в карман... А вдруг вы не прочитали его? Ой, хоть бы не читали... Нет, лучше уж прочли бы... Ой, нет... Я другое напишу...»

Жанка, как лунатик, побрела через двор. Она плохо соображала, что творится вокруг. Вахтерша взглянула на часы и надавила на кнопку звонка. Борисов мерил шагами аудиторию и рассуждал с таким видом, будто это он сам стряпал историю, лично устраивал заговоры, а политических деятелей знал как облупленных. В овощном магазине пьяная кассирша никак не могла сесть за кассовый аппарат... Все как-то странно сдвинулось, сместилось в Жанкином сознании.

Теперь чуть ли не каждый день она писала письма ему. И сама кидала их в его почтовый ящик в подъезде. А он... Читал ли эти письма? Как же, угадаешь по нему: бесстрастный, лицо такое — прямо англичанин. А если читал?

«Нет, надо поговорить с ним! Все ему сказать». Но она не могла. Только ходила за ним по пятам.

«Подойди, не бойся! — взывала к себе Жанка. —Я ведь кто, Жанна... Может, он поймет, он же одинокий такой. Хватит снов, бреда. Наяву надо спасать, наяву!..» И все ходила за ним, как тень. Борисов не замечал ее ни возле института, ни в автобусе. Не замечал, что она, как «хвост» в детективе, держа дистанцию, провожает его до дома. Смотрел куда-то мимо или сквозь нее, так он вообще смотрит на все вокруг... А Жанка одна возвращалась домой, плелась по улицам, забитым в часы пик озабоченными и утомленными людьми, — все спешат с работы, все остервенело втискиваются в магазины, в переполненный транспорт. На Жанку натыкались, пихали, толкали в спину, ругаясь на ходу. А она не замечала толчков и убеждала себя: «Ведь надо все ему сказать! Он же поймет! Конечно!»

Устало брел по улице Борисов. После занятий пришлось еще отсидеть на собрании.

Медленно валили хлопья снега. Мягкая, снежная, его любимая погода. В дубленке и шапке с опущенными ушами было дремотно и тепло ему. Усталость тихо отступала, и мысли в голове расплывались, как вата в воде. Навстречу шла женщина; из людского потока только ее выхватил его взгляд, — может, просто случайно или потому, что одета ярко: красное в косую клетку пальто. Лет средних, черноволосая, в меховой шапке абажуром, глазищи с подведенными черными веками, нос с горбинкой. Такое знакомое лицо, что Борисов даже вздрогнул. Даже передернуло его всего. Нет, не она, слава богу. Но как на Дину похожа!

И сразу: резковатый голос, запах дезодоранта, который всегда исходил от Дины, и свисавшие со спинок стульев длинные чулки. Все вспомнилось в один миг! Дина любила капроновые чулки, их у нее было много.