Белая ласточка

Он купил апельсины, и прогуливался по обсаженному тополями бульвару. И глядел, как на город тихо и мягко спускается вечер, и прозрачные тени ползут по асфальту, тополям, домам. Но мысль о пропавшем письме портила ему всю прогулку. Нет, не могло письмо само собой испариться. Может, он забыл подшить его в дело? Но тогда бы оно лежало на столе, или в ящике стола. А ведь там письма нет, он смотрел самым тщательным образом. Конечно, надо было сразу подшить письмо. Но ведь он и раньше засовывал документы в стол и забывал о них, и никогда у него ничего не пропадало. Исчезло письмо как раз после того собрания, на котором Соболев намекнул на чрезмерную раздутость их штата.

И тут Карпова осенило: его хотят подсидеть!

Вот балда, слепой, раньше не понял! Конечно, подсиживают!

Но кто же, кто, черт подери? Аббасов? Нет, вряд ли. Не похож он на подлеца. Акулин?

Карпов принялся насвистывать. Откуда-то доносилось бряцание гитары. Из распахнутых окон слышались звуки радиолы...

Вдруг сзади просвистели громко и насмешливо, в тон ему, явно его передразнивая. Карпов оглянулся — Аббасов в позе манекена застыл у распахнутой дверцы машины. Легок на помине, палки-колеса. Кремовый смокинг и такая же кремовая машина, изнутри бархатно-красная. Аббасов, по-видимому, кого-то ждал.

Аббасов смотрит на него полупрезрительно, сожалеюще. Смуглое лицо, чёрные насмешливые глаза.

Но вот выражение его лица изменилось, стало почтительно-внимательным. Из подъезда соседнего дома вышел плотный седой мужчина. Они садятся в машину. Хлопают дверцами. Уехали.

И Карпов вдруг проникся странной уверенностью в том, что письмо взял именно Аббасов. Взял, вынул тайком из «дела» и уничтожил.

А, палки-колеса! Вот гад! Ну, подожди! Ну, дождешься ты у меня! Подсидеть захотел?! Посмотрим еще, кто кого подсидит!..

В восемь он позвонил Лидочке. Автомат плохо работал, и его два раза неверно соединили. Соседний автомат был вообще неисправен, и он вернулся в прежний.

— Алло? Попросите, пожалуйста, Лиду.

— Я слушаю.

— Здравствуй, это...

— Знаю-знаю, Карпов. Уже приехал? — ее голос, такой деловой и безразличный, «канцелярский» сначала, вдруг изменился, стал слишком громким, дерзким и вместе с тем нерешительным.

— Да, — сказал он. — Только сейчас. Ты сегодня...

— Угадал. Сегодня я свободна. Через час у кинотеатра. Жди, Андрюша.

— Алло, алло! Гудки. Трубку повесила.

Она опоздала на полчаса. Он подарил ей духи и шоколадку. Неважно, что пять рублей из его бюджета долой. Лидочка того стоит.

— О-о, «Рижская сирень», какая прелесть! — сказала она, и вызывающе повела плечом.

Карпов улыбнулся ей одними глазами. Его забавляло в этой девушке нелепое сочетание нахальства и неуверенности. «Смешная девчонка», — подумал Карпов. Он оценивающе оглядел ее. Она была в яркой кофте и короткой юбке. Хотя юбка сзади слегка протерта, блестит. А кофта зашита на спине.

— Ты сегодня отлично выглядишь, — сказал ей Карпов.

Она небрежно дернула плечом, бросила:

— Я всегда отлично выгляжу. Ну, так куда пойдем?

— Хочешь в кино? — спросил он.

— Нет.

— А в кафе?

— Нет. Давай погуляем. Такой вечер чудный, да?— спросила она и смутилась. И тут же разозлилась на себя за это смущение, вызывающе взглянула на Карпова и взяла его под руку. — Чудный вечер, — повторила она.

— Да, — согласился Карпов.

Она убрала свою руку и принялась вертеть сумку.

Вечер был напоен запахами листьев, духов, выхлопных газов, в общем, ароматом летнего города. Почему-то запах города летом всегда волнует, обнадеживает. Лидочка покачивала бедрами, размахивала замшевой сумкой, напевала что-то себе под нос. Она была слегка смугла, слегка румяна, ничего девочка, в норме. Он сказал ей:

— Знаешь, у меня приятель есть, сейчас диссертацию пишет.

— Какую?

— Да что-то о материи и духе.

Она усмехнулась нахально и конфузливо как-то, сказала:

— Между прочим, дух материален. Интересуешься древнеяпонской философией?

— Да, — соврал он.

— Ну так ты знаешь Тяно-Мото, — она бросила на него быстрый взгляд и пригладила ладошкой волосы.

— Что-то плохо помню, — сказал Карпов.

Она втянула носом воздух, сказала:

— Липой пахнет. И медом. Липовым медом... А Тяно-Мото, между прочим, глава школы, отстаивающей материальность духа. Древнеяпонские философы считали, что продукт материи не может быть нематериальным. А значит, и дух, ну, иными словами — мысль, интеллект тоже материален, ибо он есть порождение человеческого мозга. Конечно, это не доказано, наша наука довольно слаба...

Они переходили дорогу, и Карпов осторожно взял ее за локоть. Она не обратила внимания. Тогда он обнял ее за плечи. Не заметила. Скорей всего, сделала вид, что не заметила. Она нравилась ему все больше.