Белая лилия

В жизни баловня судьбы пошла сплошная черная полоса. Чтобы расплатиться со всеми  долгами Анатолий был вынужден продать свою квартиру с видом на Кремль. Его и  здесь «подставили». За квартиру он не получил практически ничего. Надо сказать,  что после всех его просчетов, провалов и подстав Анатолий потерял здравый смысл.  Нет, он не сошел с ума, он потерял способность трезво оценивать ситуации, в  которые попадал, а потому принимать правильные решения.

Так, из преуспевающего бизнесмена он превратился в нищего бомжа. Его жена,  привыкшая к роскошной жизни и до последнего не понимавшая, что они разоряются,  осознала всю тяжесть ситуации, когда они оказались выселены в лачугу на краю  Москвы. Она подписывала все документы, не вникая в их суть, когда настало  просветление, она выгнала мужа на улицу без документов.

Он ушел. Сначала Анатолий скитался по знакомым, которые пока не догадывались о  его крахе. Постепенно приятели узнавали, что с ним произошло и отварачивались от  него. Анатолий решил вернуться к жене и сыну, но на месте их последнего пристанища  он обнаружил следы пожара.

В отличие от него жена не была москвичкой, она приехала в столицу учиться из  Оренбургской области. Оставалась надежда, что она жива и уехала к родителям. Но  выяснить это он не мог, а может быть и не хотел!

Самым страшным было осознание того, что у него нет никаких документов. Он не  знал, к кому обратиться за помощью. Родители его умерли, правда в Москве были  дальние родственники – двоюродные дядьки и тетка, но с ними он практически не общался.  Они были простыми людьми, без связей, и вряд ли смогли бы ему помочь.

Под вечер он зашел в открытый подвал пятиэтажной «хрущевки». Там жильцы этого  дома в своих сарайчиках хранили запасы на зиму и всякий хлам. Анатолий услышал в  одном крыле подвала голоса и пошел в другое, чтобы его не земетили. Он думал,  что погреется и выйдет, но не успел, его там закрыли.

Заточение в подвале длилось, по его подсчетам, три дня. Столько времени сюда  никто не входил. Первые сутки Анатолий был даже рад этому. Рядом с трубами было  тепло, есть не хотелось, просто было не до еды и думать никто не мешал. Правда,  там были мыши, но Анатолий не обращал на них внимания.

Вторые сутки без общения и еды стали превращаться в настоящую пытку. Он стал  разговаривать вслух сам с собой и с мышами. Проснулся зверский аппетит, и  Анатолий стал шмонать по сараям. Надо сказать, что москвичи – народ не очень  запасливый. Тем не менее, взломав несколько примитивных замков, он напал на  сарайчик, хозяева которого заготовили впрок варенья, соленья и насушили яблок.  Гораздо сложнее было с куревом. Свои сигареты быстро кончились, в подвале же ему  удалось найти лишь несколько «бычков» и одну раздавленную папиросу.

Ковыга много думал о том, почему с ним такое произошло. Но кроме прикарманенных  членских взносов, другой причины, объясняющей случившееся, он не находил.

На третий день в сарай пожаловал какой-то старичок с пустыми стеклянными банками,  и Анатолий смог выйти наружу. Там было холодно и скользко. Полностью раздавленный  морально, он отправился к своему знакомум юристу. Опустив отдельные обстоятельства  своих мытарств, он чистосердечно рассказал Тимофею Архиповичу о своих злоключениях.

Сначала тот решил, что восстановить документы будет не так сложно. Тимофей  Архипович приютил на врем Анатолия у себя дома. Вскоре квартирант понял, что его  дело безнадежно и ушел в никуда по-английски, не прощаясь.

Что-то перевернулось в душе Анатолия. Он видел людей, ставших бомжами как и он,  их было немало. Ковыга стал учиться жить как они: каждый вечер искать себе новый  ночлег, каждое утро начинать с поиска еды. Он приучил себя есть несвежие  продукты, отходы из мусорных баков. Нестерпимо болел желудок, но когда всякое  смущение и брезгливость прошли, вдруг перестал болеть.

Частые побои стали нормой его жизни. Его били такие же как и он из-за места под  солнцем, из-за пары сношенных ботинок и куска несвежей колбасы. Его били жильцы  домов, в подъездах, чердаках и подвалах, в которых он ночевал. Его били милиционеры  за то, что ему было нечем откупиться. Он все это терпел.

Оказалось, что без определенного места жительства вполне можно существовать, и  бывший историк, бывший второй секретарь райкома комсомола и бывший бизнесмен  каждый день доказывал, это на практике самому себе…

Я думала о бомже, которого привела в свой дом и на которого возлагала большие  надежды по распутыванию колдовского клубка, приводящего к нищете. В этот момент  раздался телефонный звонок. Я взяла трубку и услышала взволнованный голос  соседки:

– Мне Ольгу Калинову, срочно!

– Катерина Петровна, это я.

– Олечка, дорогая, ты только не волнуйся…

– Что случилось, – спросила я, уже зная ответ на свой вопрос.