Белая лошадь - горе не мое

"Я не для того учился, чтобы всю жизнь заниматься бумажками", сказал он. На вопрос: "А для чего?" - ответить вразумительно он не сумел, но твердо стоял на том, что пойдет работать в школу, причем в сельскую. Трудно описать, что тут было с Еленой Николаевной. Она плакала, твердила, что Саня ее совсем не любит, и обещала умереть... С превеликими трудностями удалось ей добиться от сына следующего: в аспирантуру он все-таки поступит (ну, хоть через год, хоть заочно!) и ни в какое село не поедет - он отличник, он имеет право выбирать, и нельзя, нельзя ему, у него же было сотрясение мозга, он же находится под наблюдением врача! ...И оказался Саня в родной школе, под мудрым присмотром родителей. Знали бы родители, что из этого выйдет... Впрочем, в первой четверти на него нарадоваться не могли: такой милый, такой славный! И уроки у него интересные! И с детьми он ладит! До чего же прекрасный сын у Арсения Александровича! И вдруг на одном из педсоветов этот славный юноша ни с того ни с сего процитировал Гоголя Николая Васильевича, великого русского писателя: "Ленность и непонятливость воспитанника обращаются в вину педагога и суть только вывески его собственного нерадения: он не умел, он не хотел овладеть вниманием своих юных слушателей..."

Педсовет озадаченно промолчал. Только у окна кто-то пробормотал с обидой, что пусть бы этот Гоголь пришел бы к нам в школу да поработал маленько - хоть литературу бы почитал бы восьмым классам, а там бы мы на него поглядели... Присутствующие бодро рассмеялись, давая тем самым понять, что не заметили бестактной выходки юного коллеги: ох уж эта молодая уверенность в том, что все умеешь и понимаешь лучше всех!.. Ничего, это пройдет, с кем не бывало.

Увы, дальше было хуже: молодой учитель перешел от слов к действиям.

Первым его деянием был скандал из-за пятиклассника Толика Адыева. "Это слабоумный ребенок, - сказала классная. - Надо хлопотать о переводе в спецшколу". Арсений Александрович поморщился и взглянул на Аристотеля. Аристотель стукал по столу карандашиком и медленно краснел. Он не умел говорить сразу, но никто из присутствующих не сомневался, что он все-таки заговорит. Однако Аристотель и рта не успел раскрыть, как вскочил Александр Арсеньевич. Чего греха таить - он нагрубил. Адыева ни в какую спецшколу, разумеется, не перевели, а с классной руководительницей была истерика, она плакала и кричала:

"Пусть он его себе возьмет и попробует! На чужом-то горбу хорошо в рай!.. Если он директорский сын, так ему все позволено?!"

"Дурак, - обругал после педсовета Александра Арсеньевича отец, орать-то зачем так было? Спокойно нельзя?"

"Нельзя", - буркнул сын.

"Адыева в свой класс возьмешь?"

"Возьму".

Но и на этом подвиги Александра Арсеньевича не кончились. Причем раз от разу становились все ужаснее. В середине года ему пришло в голову сцепиться с учителем труда, человеком простым и незатейливым, в качестве педагогического воздействия применявшим иногда легкое рукоприкладство. Александр Арсеньевич дважды разговаривал с ним, но трудовик продолжал воспитывать как умел. Тогда произошло нечто совершенно недопустимое. Официальной огласки история эта, к счастью, не получила. Но неофициально весь педагогический коллектив знал, что учитель географии вызывал в коридор учителя труда и, вежливо поинтересовавшись, за что он ударил пятиклассника Васильева, в ответ на: "За дело, а тебе-то что?" - дал ему пощечину.

"Ты можешь ударить человека?! - с ужасом спрашивала потом Елена Николаевна. - Ты, учитель, интеллигентный человек!"

На что Александр Арсеньевич, по слухам, ответил:

"Если интеллигентный человек это тот, кто спокойно смотрит, как унижают, то я неинтеллигентный..."

Именно в этот период Арсений Александрович понял, что лучше бы, ох, лучше сын стал путешественником...

И только Аристотель глядел на Александра Арсеньевича влюбленно и твердил: "Оставьте его в покое, он педагог от бога! - чем, надо сказать, только укреплял антирелигиозные настроения окружающих.

Надеялись, что за лето молодой учитель одумается, повзрослеет. Но вот и новый учебный год начинается как-то скверно: класс бунтует, а учитель географии его поддерживает. И ведь считает, что прав!

- Слушай, - сердито сказал Саня директору школы, - вы кого воспитать хотите?

- Мы! А вы, значит, тут ни при чем!

- Нет, скажи, ты когда-нибудь задумывался над этим?

- Нет! - с сарказмом отозвался Арсений Александрович. - Будь уверен, что за двадцать лет работы в школе я ни разу ни о чем подобном и не думал. Устраивает тебя такой ответ? Дальше что?

Саня вскочил:

- Нет, ты понимаешь или нет, что это ужасно?.. Ну кого, кого мы воспитываем?! Учитель назвал ученика придурком, класс решил, что оскорблен не один, оскорблены все, и правильно решил! А мы их ломаем, мы твердим: "Сами виноваты, извинитесь"! А за что? Почему? Гордость, чувство собственного достоинства ученикам не положены, так, да?