Белая лошадь - горе не мое

- Красиво говоришь, - покачал головой Арсений Александрович. - Да больно любите вы все о собственном-то достоинстве. Собственное у них есть, не волнуйся. А вот есть ли у них чувство чужого достоинства, интересно знать... Сдается мне, они про такое и не слыхали...

- Да откуда ж, если вы, взрослые...

- Стоп! - сказал Арсений Александрович. - А себя-то ты куда относишь, Александр?

- Никуда! - запальчиво ответил Саня. - Я - просто человек!

- Та-ак... - даже растерялся директор школы. - А мы, по-твоему, кто?

Саня вызывающе молчал.

- Слышь, Матвей, мы и не люди, оказывается... Мы - так... Взрослые... - Арсений Александрович грустно посмотрел на сына: - Погляжу я, Александр, что ты об этом лет через десять будешь говорить...

- Если я когда-нибудь почувствую, что мне хочется сказать ученику: "Придурок, выйди вон из класса!" - я сразу застрелюсь! - хмуро ответил сын.

- Ну, - удивился Аристотель, - зачем же так сразу?.. Лучше просто сменить работу...

- Может быть, да только никто не меняет.

- Послушай, Александр, а что, у учителя не бывает оснований выйти из себя? - рассердился Арсений Александрович. - Он ведь не железка, он живой, ему обидно бывает, больно...

Саня убежденно сказал:

- Основания бывают. Только права у него такого нет. Во всяком случае, если он действительно учитель. Он учить должен - работа у него такая. А из себя пусть выходит в свободное от работы время.

- Браво! - пробасил Аристотель.

- Матвей! - сморщился Арсений Александрович. - Уймись! Можно подумать, что он сказал что-то новое и оригинальное!

- Ну, миленький Сеня, все основательно забытое приходится открывать снова и с большими муками. А эта простая мысль забыта настолько основательно, что в ней, действительно, есть прелесть новизны... Пусть этот славный юноша продолжит!

- Интересно, в Царскосельском лицее, - продолжил Саня, - мог учитель позволить себе обратиться к ученику, к князю Горчакову например, так: "Выйди из класса, бестолочь, и без родителей не появляйся"?

Арсений Александрович с интересом взглянул на сына.

- А ты демагог высокого класса, - похвалил он. - Но только эта твоя сногсшибательная, но, извини меня, совершенно дурацкая аналогия не убеждает.

- Почему это?

- А потому! Лицей был закрытым дворянским пансионом. Братьев царя, если помнишь, там планировалось обучать. Так что это было нетипичное учебное заведение...

- А если у нас не закрытый дворянский пансион и учим мы не братьев царя, а просто детей, то давайте будем хамить друг другу?! - закричал Саня. - Уважение, понимание, обыкновенная вежливость - это необходимо, когда воспитываешь братьев царя, значит? А нам - что? Нам не надо - у нас типичное учебное заведение!..

- Хорош, ох, хорош сынок вырос! - хлопнул в ладоши Аристотель. - Ты смотри, Сенька!

- Матвей, не лей масло в огонь! Повторяю, у меня тут не Царскосельский лицей...

- Чем хвалишься, безумец! - вздохнул Аристотель.

- Ты мне лучше скажи, что теперь делать! Лола их почти утихомирила, а этот поборник справедливости, этот великий педагог вмешался и все испортил! Так что я совершенно официально поставлен в известность, что, пока перед Соколовым не извинятся, они посещать биологию не будут.

- Так, значит, надо извиниться, - пожал плечами Аристотель. - Сеня, каковы ж мы будем, ежели черное назовем белым? Нам верить не будут.

- Легко сказать - извиниться! Ты что, Лялю не знаешь?

- Знаю я Лялю, - осерчал вдруг Аристотель. - И знаю, что это с ней не в первый раз. Ты вот что... Не вмешивайся, я сам с ней поговорю. А то ведь самолюбие какое!

- Свое бережет! - зло сказал Саня. - А других унижает.

- Ох, замолчи! - сморщился, как от зубной боли, Арсений Александрович. - Глаза бы мои на тебя...

На столе зазвонил телефон.

- ...не глядели, - договорил директор уже в трубку. - Нет, это я не вам, здравствуйте! Да, это я. Слушаю... - Судя по выражению лица, ничего приятного ему не говорили. - Знаете что, - вдруг сказал он, явно не желая больше это неприятное слушать, - я им занимаюсь. Но, кроме него, у меня еще три тысячи учеников! И не пытайтесь переложить свою работу на школу. Нет, именно ваша! А я говорю - ваша! Не волнуйтесь, я свои обязанности знаю, чего и вам желаю. Семнадцать. А я вам говорю - семнадцать у меня трудных подростков! Опомнились: Яцкевич и Анисимов весной школу закончили. Вот именно! Нет, уж пусть их теперь по месту жительства учитывают, до свидания.

- Поздравляю тебя! - повернулся Арсений Александрович к другу. Вчера твой Шамин опять побывал в милиции. Учинил в парке драку. Сделал ты мне подарок. Не хотел, не хотел я его в десятый брать, а ты!.. Собрал шпану!

- Он не шпана! - нахмурился Аристотель. - Он - талант, и мы еще гордиться будем, что он у нас учился!

- Полагаешь? - директор задумался. - Вот молчу, - проговорил он, скрываю, что у меня в школе этих трудных подростков, черт бы их взял, на самом деле не семнадцать...

- А сколько? - удивился Аристотель.

- Восемнадцать, - и директор школы искоса взглянул на сына.

... - Ты домой, надеюсь? - спросил Арсений Александрович сына.

- Домой.