Белая Мария

Он пришел к тебе на следующий день.

Сказал: наш фильм стал реальностью. «Короткий фильм об убийстве».

Ты молчал. Ходил взад-вперед по кухне. Вышел на минуту, принес сколько-то долларов, сказал: тебе предстоят большие расходы.

Снова принялся ходить взад-вперед.

Остановился. Может, уедешь? Кто-то здесь сильно тебя не любит…

Недавно он открыл коробку от обуви («Хелмек»^[27], лодочки, цвет черный), мать в ней хранила памятные вещи. Увидел открытки с каникул, фотографии детей, вырезки из газет — о процессах, в которых он выступал защитником, и о фильмах, сценарии к которым писал, ленточки от шоколадных наборов и рассыпавшиеся бусы.

Увидел ежедневник: 1945. Там были сделанные матерью записи.

В январе:

«Мороз».

«Есть хочется».

«Мариан торгует валютой».

«Пришли русские».

В феврале:

«Я беременна».

«Пять раз спрыгнула со шкафа».

В октябре:

«Еду в больницу».

«Сын. Кшиштоф. Просто чудо».

У него, у этого твоего Сценариста, неприятности. Женщина (высокая, стройная, невротичка) и шантаж, банда, выкуп. Фотографии в желтой газетенке.

Я им постоянно преподношу сюрпризы, говорит он. Детям моим. Это слишком тяжело выносить и слишком страшно.

Рассказывает про журналиста из таблоида: бегающий взгляд, футболка с надписью Tommy Hilfiger; записывал в ноутбуке. Я его боялся, сейчас так выглядит дьявол: с ноутбуком, в синей супермодной футболке.

Потом спрашивает: адвоката Н. служить в еврейскую полицию в гетто направила подпольная организация или, может, он сам проявил рвение? Спрашивает, потому что адвокат Н. ему нравился. Хотя в юриспруденции был не силен и не знал того, что Сценарист понял уже на первом курсе, а именно: что логику надо сочетать с эмоциями, — все равно Сценаристу адвокат Н. нравился, ему больно было думать, что в эту полицию в этом гетто тот пошел по своей воле.

Потом излагает содержание сценария, который хотел бы написать.

Потом объявляет, что не имеет права писать, поскольку что ни выдумает, то в его жизни сбывается.

Потом говорит, что все-таки написал. Песню. Счастье с несчастьем бок о бок живут, это ясно как дважды два. Написал и спрашивает, что вообще-то ему с собой сделать.

Потом спрашивает: может, ему руки на себя наложить, детям так будет легче.

Потом, подумав, говорит, что детям будет тяжелее.

Потом говорит…

18. Я.Ш. — продолжение

Из дома он выходил в начале девятого, благо трамвайная остановка была недалеко. Садился на «четверку». Свободные места были: на работу и в школу ездят раньше, — но он предпочитал стоять. Десять минут — и улица Третьего мая. Он сходил, поворачивал направо — еще две минуты. Поворачивал налево — минута, и вот уже старые каштаны, а там и главный вход^[28], красно-желтый кирпич. С французских кирпичных заводов — Франция расплачивалась кирпичом за проигранную войну^[29]. Война закончилась в семьдесят первом. Ровно сто лет назад, любопытная деталь^[30], хотя значения не имела, Я.Ш. не знал о контрибуциях и не обращал внимания на памятные даты. Как и на цвет кирпича. Как и на красные мраморные колонны в огромном вестибюле. Как и на перила из кованого железа. И даже на гранитные ступеньки, хотя они были высокие и крутые. Взгляд поднимал только на табличку: ЗАЛ 138. Прислонялся к стене коридора и доставал нитроглицерин.

взгляд поднимал только на табличку…

…прислонялся к стене коридора и доставал нитроглицерин

19. Я.Ш. — продолжение

Они сидели на двух скамейках напротив обитой коричневым дерматином двери. Двадцать один человек, все мужчины. Я.Ш. — самый старый, старше судьи лет на тридцать. Судье этому надо было все растолковывать, начиная с того, кто такой кларк^[31]. Что кларк ездит в порт, поднимается на судно и спрашивает у капитана, какие будут пожелания. Пожеланий у капитанов много. Им нужны свежие продукты для команды, подарки для жен, хороший алкоголь и женщины для компании.

Следовало бы сказать, что в нашей стране проституции нет, смущенно говорил Я.Ш. Это с этической точки зрения. Ну а в интересах дела… я советовал, куда пойти, и даже подвозил их на своем SHL-175^[32], потому что на автомобиль так и не заработал.