Ранним утром здесь было намного оживленнее, чем у нас в Барсалое, ведь нужно было доить не только коз, но и коров. Со всех сторон раздавалось нетерпеливое блеянье и мычание. Животных доили женщины и девочки. После чая мы наконец тронулись в обратный путь. Когда я вспомнила о нашей чистой маньятте, продуктах и реке, мне сразу стало лучше. Наш «лендровер» был заполнен женщинами, которые хотели продать молоко в Барсалое. Они очень радовались, что им не пришлось проделывать этот дальний путь пешком. Через некоторое время Лкетинга заявил, что хочет попробовать вести машину. Я всеми силами старалась его отговорить, но мои аргументы были бессильны. Видимо, женщины его подначивали. Он то и дело хватался за руль, так что я не выдержала и затормозила. Он гордо уселся на водительское сиденье, и женщины захлопали в ладоши. Мое сердце тревожно сжалось, и я отчаянно попыталась объяснить ему, где расположены хотя бы педали тормоза и газа. Упрямо повторяя «я я знаю, я знаю», он тронулся с места, и его лицо просияло. Я недолго радовалась его счастью – и уже через сотню метров закричала: «Медленно, медленно!» Но Лкетинга поехал еще быстрее и двигался прямо на дерево. Судя по всему, он все перепутал. Охваченная паникой, я закричала: «Помедленнее! Бери влево!» – и резко выкрутила руль. Мы ушли от прямого столкновения, но автомобиль зацепился крылом за дерево, и двигатель заглох.
Больше я сдерживаться не могла. Я вышла из машины, осмотрела повреждение и пнула проклятую машину. Женщины завизжали, но не из-за аварии, а из-за того, что я закричала на мужчину. Лкетинга стоял передо мной совершенно уничтоженный. Сказал, что не хотел этого и что больше никогда не сядет в автомобиль. Взяв копье, он решил идти домой пешком. Мне было больно видеть его в таком состоянии, ведь еще две минуты назад он был совершенно счастлив. Я включила заднюю передачу и отъехала от дерева. Автомобиль был исправен, и я уговорила Лкетингу сесть на свое место. Все молчали. Я представляла себе, какой позор ждет меня в Маралале, когда все увидят, что «мзунгу» приехала на помятом автомобиле.
В Барсалое мама оказала нам самый теплый прием, и даже Сагуна радостно со мной поздоровалась. Лкетинга залез в хижину и лег. Сказал, что ему очень плохо и он волнуется из-за полиции, ведь он не имел права садиться за руль. Он выглядел таким несчастным, что я испугалась, как бы он снова не сошел с ума. Я успокоила его и пообещала никому ничего не говорить. Мы скажем, что это случилось со мной, а машину починим в Маралале.
Я решила пойти на речку помыться, но Лкетинга не хотел выходить из хижины. Захватив с собой канистру, я пошла одна, несмотря на протесты мамы, которая боялась отпускать меня одну. Сама она не ходила туда уже много лет. Я помылась на нашем обычном месте, но, поскольку чувствовала себя неуютно, не стала раздеваться догола. Я очень торопилась домой. Когда я вернулась, Лкетинга с любопытством спросил, что я так долго делала на речке и кого я встретила. Удивленная, я ответила, что ни с кем не говорила и шла очень быстро. Он ничего не ответил.
Срок действия моей визы вскоре заканчивался, и через две недели мне нужно было уехать из Кении. Я сообщила об этом маме и Лкетинге, и они очень расстроились. Лкетинга испуганно спросил, что будет, если я не вернусь, ведь мы уже заявили о своем намерении пожениться. «Я вернусь, нет проблем!» – ответила я. Поскольку билета у меня не было, я решила выехать за неделю. Дни пролетали стремительно. За исключением ежедневных походов на речку, большую часть времени мы сидели в хижине и обсуждали наше будущее.
В предпоследний день мы лениво лежали в маньятте, как вдруг услышали громкие женские крики. «Что это?» – удивленно спросила я. Лкетинга тревожно прислушался, и его лицо помрачнело. «В чем проблема?» – повторила я, и почувствовала, что происходит что-то серьезное. Вскоре в хижину вошла взволнованная мама. Она разгневанно посмотрела на Лкетингу и перекинулась с ним парой слов. Он вышел на улицу, и я услышала громкий спор. Я тоже захотела вылезти на улицу, но мама, покачав головой, остановила меня. Я села на свое место, мое сердце билось как бешеное. Должно быть, случилось что-то ужасное. Наконец Лкетинга вернулся и, взволнованный, сел рядом со мной. Снаружи все стихло. Я спросила, что произошло. После длительного молчания он сказал, что у хижины стоит мама его подруги, с которой он встречался несколько лет, с двумя другими женщинами.