– Идём, Антуан, – пробормотала она, но не двинулась с места. Получится ли у неё вернуться на дорогу, пробраться через патруль и выстрелить в прожектор из своего револьвера?
Антуан медленно выдохнул и нажал на курок. Над ними раздался звук бьющегося стекла, и свет погас.
– Ты просто красавец! – громко сказала она. – А теперь побежали отсюда.
И это было очень своевременно, потому что послышались крики солдат, бегущих к ним с обрыва. Спуск давался им нелегко – в отсутствие освещения они не могли найти тропу, которая зигзагом вела к воде. На их пути были крутые обрывы и шипы. Нэнси надеялась, что они переломают себе шеи.
Филипп схватил её за руку. Им был открыт один путь отхода – вдоль берега на восток, и они побежали – сгорбившись и пригнув головы. Нэнси чувствовала, как зашкаливает пульс. Это гораздо лучше, чем флиртовать с немцами, пробираясь через патрули. Ноги сами несли её по узкой тропе, и не нужно было думать о маршруте. Мимо неё пролетали пули, со свистом, похожим на мяуканье котят. От этой мысли она захихикала.
Патруль – а это мог быть только патруль, случайно оказавшийся здесь, а не западня, иначе они все уже были бы убиты – продолжал палить по удаляющейся лодке. Идиоты. Она вычислила, что за ними сквозь заросли можжевельника и лавра пробирались всего два человека. И тут их осветил чей-то фонарь. Раздался крик и выстрел. Антуан охнул. Она повернулась в тот самый момент, когда он рухнул на узенькую тропку, держась рукой за бок, и лишь растительность не дала ему скатиться с обрыва прямо в воду.
– Филипп, помоги мне! – зашептала она и увидела, что он повернулся.
– Сюда! Сюда! Они уходят!
Человеку, который стоял на тропе над ними, что-то ответили. Филипп прицелился на голос и свет и взвёл курок. Фонарь, предусмотрительно выключенный немцем, погас, и Филипп перестал видеть свою цель, а тот срывающимся от возбуждения голосом снова стал звать своих друзей.
– Беги, Нэнси, – оттолкнул её Антуан.
– Ну как же, убегу я!
Она согнулась, чтобы обхватить его за плечи, а Филипп снова выстрелил на голос.
– Помоги мне его поднять, – сказала Нэнси, но Антуан оказался быстрее. Он достал из куртки револьвер – револьвер, за который заплатил Анри и который она своими руками отдала Антуану, – вставил дуло себе в рот и выстрелил.
Все случилось так быстро, что Нэнси даже не успела ничего понять. Она молча смотрела, от неожиданности не в силах даже закричать. Филипп завыл и снова выстрелил в темноту. По верхней тропе бежали люди с фонарями. Тогда он схватил её за руку, поставил на тропу и подтолкнул вперёд, совершив ещё несколько выстрелов в темноту за собой. Она споткнулась. Ноги вдруг не знали, что делать дальше.
– Двигай ногами, Нэнси!
Она побежала, потеряв способность связно мыслить.
6
Почти весь следующий день Нэнси провела в кровати. Она встала помыться и одеться только вечером, перед возвращением с работы Анри. Если Клодет, горничная Нэнси, и заметила кровь на её одежде, то виду не подала. Направляясь в гостиную, чтобы поприветствовать Анри, она открыла шкаф и увидела, что её пальто из верблюжьей шерсти аккуратно висит на вешалке с плечиками. Оно было безупречно чистым, за исключением одного пятна сбоку, куда, очевидно, попали пятна крови Антуана. Это место было немного влажным и пахло уксусом.
Анри говорил на обычные темы: как прошёл день, что случилось на работе, а затем они оба склонились над радиоприёмником, чтобы услышать вечерние новости Би-би-си о ситуации на войне. Гитлер потерял свою армию в Сталинграде, союзники побеждали в Северной Африке. И только когда они сели ужинать, Нэнси рассказала о событиях прошедшей ночи.
– Мы могли бы его вытащить, – сказала она, прежде чем замолчать, уставившись на тарелку.
Анри наполнил её бокал.
– Съешь что-нибудь, дорогая.
Дома они по-прежнему всегда ели в столовой и всегда из лучшей фарфоровой посуды. С тех пор как в Марселе появился Бём и Старый квартал лег в руинах, они чаще ужинали одни. Друзья, не примкнувшие к Сопротивлению, задавали слишком много вопросов, а друзья, состоявшие в нём, по возможности держались друг от друга подальше.