Белая перчатка

Марион, верная своему обещанию, на все отвечала односложно, хотя ее прекрасное лицо не выражало ни недоверия, ни отвращения. Дочь сэра Мармадьюка Уэда была слишком горда, чтобы позволить себе обнаружить что-либо, кроме равнодушия. Если она чувствовала презрение, этого нельзя было заметить ни по ее глазам, ни по ее невозмутимо-холодной улыбке.

Тщетно старался капитан Скэрти вызвать ее восхищение. Все его любезности принимались с ледяным равнодушием, а на его остроты и шутки отвечали легкой усмешкой, как того требовала вежливость.

Если Марион иногда и обнаруживала некоторые признаки волнения, то это было лишь тогда, когда взгляд ее устремлялся к окну; казалось, ей хотелось что-то увидеть там, за окном. Грудь ее бурно поднималась, как если бы она сдерживала вздох, как если бы мысли ее были с кем-то, кого здесь не было.

Как ни трудно было заметить эти признаки волнения у Марион, они не остались незамеченными для такого опытного человека, как Скэрти. Он увидел их и наполовину угадал их значение; лицо его омрачилось, когда он представил себе, как горько обманулся в своих надеждах.

Хотя Скэрти сидел спиной к окну, он несколько раз оборачивался посмотреть, не видно ли там кого-нибудь.

После нескольких бокалов вина он сделался менее осторожным, его восхищенные взгляды стали смелее, его разговор – не столь осмотрителен и сдержан.

Корнет говорил мало. Время от времени он подтверждал чувства своего командира кратким односложным восклицанием. Но хотя Стаббс сидел молча, он был далеко не удовлетворен тем, что наблюдал за столом; взгляды, которыми обменивались Уолтер и Лора, сидевшие рядом, отнюдь не доставляли ему удовольствия. Он очень скоро обнаружил, что кузен и кузина питают друг к другу нежные чувства, и тут же сделал вывод, что сын сэра Мармадьюка стоит ему поперек дороги.

Скоро на его тупом, ничего не выражавшем лице появилось что-то похожее на ревность, глаза вспыхнули такой же злобой, какой сверкал орлиный взгляд капитана кирасиров.

Обед прошел без всяких неприятных осложнений, и через некоторое время все разошлись: сэр Мармадьюк извинился, что его призывают дела, а дамы, простившись с гостями, отправились к себе.

Уолтер, из любезности, задержался на несколько минут дольше в обществе офицеров, но, так как все чувствовали себя натянуто, он с удовольствием присоединился к их тосту «За короля!» – после чего сразу откланялся, так как этот тост и поныне принято считать заключительным.

Уолтер пошел разыскивать сестру и кузину – а может быть, только кузину! офицеры же, пока еще не получившие доступа в святая святых семейного круга, удалились к себе, чтобы поделиться впечатлениями от обеда и выработать какой-нибудь план, который помог бы им добиться ответа на их пламенные чувства.

Глава 27

ПОД ДЕРЕВЬЯМИ

Марион Уэд снова стояла у окна между раздвинутыми занавесями, и глаза ее снова были устремлены на железные ворота и заросшие плющом каменные столбы.

Все было, как прежде: пестрое стадо лениво бродило по склону, лань щипала траву на лугу, весело щебетали птицы, перелетая с дерева на дерево.

Только солнце спустилось ниже к горизонту и медленно, величаво опускалось все ниже и ниже за гряду багряных облаков. Гребни Чилтернских холмов окрасились в розовый цвет, а вершина Бикон-Хилла пылала красным огнем, словно маяк ночью, который зажигают, дабы предупредить о приближении вражеского флота по каналам Сиверна.

Но как ни живописен был закат, Марион Уэд его не видела: ворота из ржавого железа и серые столбы, виднеющиеся из-за деревьев, сильнее притягивали ее, чем пылающие краски заката.

– Уолтер сказал, – шептала она, – что он приедет не раньше вечера. И он приедет к папе, только к нему! Какое у него дело? Может быть, это что-нибудь связанное с бедствием, которое на нас свалилось? Говорят, он против короля, на стороне народа. Поэтому Дороти Дэйрелл и говорила о нем так презрительно. Разве я могла бы презирать его за это? Нет, никогда! Она говорила еще, что он низкого происхождения. Это ложь и клевета! Он дворянин, или я никогда не видала дворянина! А как я должна относиться к тому, что произошло вчера? Эта девушка с букетом цветов... Как я хотела бы, чтобы этого праздника не было! Никогда больше не пойду на праздник!.. Я так обрадовалась, когда увидела свою перчатку у него на шляпе! А если теперь вместо нее красуются эти цветы, я не хочу больше жить! Ни одного дня, ни одного часа!

И вдруг лицо Марион Уэд изменилось.

Кто-то открыл ворота! Мужчина – всадник на вороном коне!

Инстинкт подсказал ей, кто был этот приближающийся всадник. Глаза любви не нуждаются в подзорной трубе, а Марион следила за ним глазами, полными любви.

– Это он! – вскричала она, убедившись окончательно, когда всадник, выехав из-под тени деревьев, начал подниматься по склону холма.