Белая роза, Черный лес

– Да не смеши меня! Мы не расстанемся! Через несколько лет мы поженимся, создадим семью. Мы же вместе это решили.

– У меня теперь другие планы.

– Хорошо! – прорычал Даниэль, – Проваливай. И не думай, что я буду сидеть и ждать, пока ты приползешь обратно! Дрянь!

Он устремился прочь.

Несколько недель спустя Даниэлю пришла повестка на исполнение трудовой повинности: ему предстояло полгода бесплатно вкалывать на ферме в Баварии. Вскоре от него начали приходить письма. Отец Франки, старавшийся не слишком выказывать свою радость по поводу ее расставания с Даниэлем, сначала придерживал их у себя, но потом отдал ей. Она ведь уже взрослый человек, рассудил он, и может решать сама. Франка взяла письма и унесла к себе. Вскрыла, бросила на пол конверты и стала читать. Даниэль извинялся, писал, что погорячился. Хотя Франка не отвечала, письма продолжали приходить. Даниэль трудился на большой ферме, жил вместе с другими такими же молодыми людьми. Он писал о том, как прекрасно служить рейху, о чувстве товарищества, связавшего его с другими работниками, – всем им было чуть меньше двадцати. Франка поняла: он ее не отпустил.

С зарождением национал-социалистического государства читательские вкусы отца ничуть не изменились. Множество пыльных и зачитанных книг, громоздившихся на полках в его кабинете, были теперь запрещены. Их чтение могло привести к воспитательной беседе в гестапо, а то и тюремному заключению. Франка напоминала отцу о запрете на «подрывную литературу», он пожимал плечами и обещал все спрятать. Шла неделя за неделей, а книги оставались на месте. Франка взялась за дело сама и уже наполовину очистила полки, когда пришел с работы отец.

– Что ты делаешь?

– То, что ты сам должен был давно сделать. Нельзя же ради каких-то книг рисковать работой или попасть в тюрьму.

– Это не «какие-то книги». – Отец забрал у нее один том. – Видишь? Генрих Гейне.

– Я читала Гейне. Любой образованный немец знает Гейне.

– А вот наши национал-социалистические повелители его запретили. Несравненные стихи официально объявили запрещенными и несуществующими. Помню, ты, маленькая, сидела у меня на коленях, а я читал тебе «Книгу песен».

Франка кивнула. Она тоже помнила; на странице мерцали загадочные буквы, в уши лились волшебные стихи.

Отец пролистал книгу.

– Ты собралась устроить сожжение, как нацисты? – Он нашел нужную страницу и, глядя на Франку, провел пальцем по строке.

– Да нет, папа, хотела просто под кровать спрятать.

– Ну не вздор ли – великий поэт вдруг перестает быть великим поэтом, потому что принадлежит не к той расе? Потому что он еврей? Его уже почти восемьдесят лет нет в живых.

– Конечно, вздор, папа. Им еще не нравятся политические взгляды Гейне. А я просто хочу тебя обезопасить.

– Прочти вот эту строку. Читай.

Франка посмотрела, куда он указывал.

Там, где сжигают книги, будут в конце концов сжигать и людей.

– Возможно, они уже начали. – Отец протянул книгу Франке и, не говоря больше ни слова, вышел вон.

Позже, когда Фреди уснул, он принес ей остальные книги.

– Теперь они бесценны. Многим недоступна роскошь читать эти строки. А почему? Потому что нацисты понимают: их настоящий враг – независимо мыслящий патриот Германии, который возражает против их политики и критикует их бесчинства. Я не прошу тебя ходить и цитировать вслух Гейне, но держи в сердце мысли, которые он высказывал, и руководствуйся ими. Разберись в том, что происходит, и помни: Гейне не знал ни про Гитлера, ни про национал-социалистов, он лишь понимал человеческую сущность, сущность немецкого народа, – вот почему его сочинения так актуальны и сегодня. Вот чего боятся нацисты.

Две недели спустя Гитлер ввел войска в Рейнскую область – территорию Германии у границ с Францией, демилитаризованную, согласно унизительнейшему Версальскому договору. В ту ночь Франка сидела на кровати и читала слова, написанные Гейне почти сто лет назад. Поэт сказал, что если в Германии рухнут законы морали, то возродится свирепость древнескандинавских берсеркеров, воспетая бардами севера. А теперешнее германское неистовство, подумала Франка, разразится такой бурей, какой мир еще не знал.

Она легла спать с мыслью о том, что буря уже началась.