— Костоправ! Что ты наделал?
— Я уже говорил: я знаю что делаю.
— Но…
— Что, пропали все твои игрушки из Темной Башни? Назовем это интуицией, любовь моя. Выводом, сделанным на основе неадекватной и разрозненной информации. Хотя играть легче, если уже знаком с партнером.
Тьма сгущалась. Исчезли звезды. Однако сама ночь блестела, словно отполированный кусок антрацита. Блики видны были повсюду, хотя никакого света не наблюдалось — даже с головы носовой фигуры.
— Ты ведь погубишь всех нас!
— С тех пор как меня избрали капитаном, вероятность этого существует. Она существовала, когда мы уходили с Курганья. Существовала, когда мы покидали Башню. И когда выходили из порта Опала. И когда ты присягала Отряду. И возросла до предела, когда я принял поспешное и умышленно жульническое предложение купцов Джии-Зле. Так что ты, подруга, не сказала ничего нового.
Что-то наподобие черных плоских камней заскакало по воде, выбрасывая в воздух фонтаны серебристых брызг. Гоблин с Одноглазым позорно бежали.
— Чего ты хочешь, Костоправ?
Голос ее звучал натянуто, точно готов был вот-вот лопнуть под острым лезвием страха.
— Хочу знать, кто командует Черным Отрядом. Хочу знать, кто принимает решения насчет того, кого брать с собой, а кого — нет. Хочу знать, кто дает солдатам Отряда позволение уходить на несколько дней, кто дает им право прятаться целую неделю, манкируя всеми своими обязанностями. А более всего хочу знать, в какие, собственно, авантюры и интриги теперь замешан Отряд.
Прыгучие камни продолжали приближаться, разбрасывая по сторонам серебро брызг. Все они стремились к барке.
— Кто же будет командовать, Госпожа? Я или ты? В чью игру мы будем играть? В мою или в твою? Если в твою — все твои драгоценности останутся там, откуда ты не сможешь достать их. А все мы отправимся к иглозубам. Сию минуту.
— И ты не блефуешь?
— Когда сидишь за столом с таким же, как ты сам, нет нужды блефовать. Просто ставишь все, что есть, и смотришь, заровняет ли.
Она меня знала. Она отлично знала, что варится в моей голове. И понимала, что я способен на эту игру, будучи вынужден.
— А ты переменился, — сказала она, — Стал жестче.
— Чтобы быть капитаном, надо быть Капитаном. Не летописцем и не ротным лекарем. Хотя где-то там, в глуби, кое-какая романтика еще дремлет. Ты могла бы пробудить ее — той ночью, на холме.
Один из камней толкнул барку.
— Пока что я у тебя еще есть, — сказал я.
— Ты идиот. Та ночь ничего не могла изменить. И тогда я не думала, что может. Там, на том холме, была женщина — с мужчиной, о котором заботилась и которого желала, И думала, что этот мужчина…
Еще один камень гулко бухнул в борт. Барку тряхнуло.
— Костоправ!!! — завопил Гоблин.
— Мы собираемся делать ход? — спросил я. — Или мне раздеваться и готовиться поплавать наперегонки с иглозубами?
— Ты победил, будь ты проклят.
— На этот раз твое обещание будет выполнено? Оно — для всех?
— Да, будьте вы прокляты.
И я ухватился за этот шанс.
— Жабомордый! Волоки назад. Верни все на место.
Очередной камень ударил в барку. Бревна застонали. Я пошатнулся, а Гоблин снова завопил.
— Госпожа, твои игрушки на месте, — сказал я. — Веди сюда Меняющего Облик с подружкой.
— Так ты знал?
— Я ведь тебе сказал: догадался. Шевелись.
На палубу вышел тот самый старик по имени Элдон Ясновидящий — только в истинном своем облике. Он и был тем самым, предположительно мертвым, Взятым по имени Меняющий Облик, в половину рубки ростом и в полроста шириной, чудовищным человеком в алом. Заросли его бороды слиплись от грязи. Он опирался на светящийся посох в форме непомерно вытянутого и тонкого женского тела со всеми подробностями. Этот посох был среди вещей Госпожи. Он-то и послужил мне последним намеком, когда Жабомордый описал его мне. Теперь Взятый простер его к берегу.
Среди кипарисов точно вспыхнуло нефтяное пятно в сотню футов в поперечнике.
Барка покачнулась под ударом очередного камня. Бревна полетели в воду. В трюме панически заржали лошади. Им вторил кое-кто из команды. Товарищи мои при свете пламени выглядели мрачновато.
А Меняющий Облик продолжал сажать в болото пятно за пятном, пока заросли не превратились в сплошной погребальный костер, перед которым оба моих костерка выглядели на редкость нищенски. Рев пламени заглушил вопли пиратов.
Я выиграл эту ставку.
А Меняющий Облик продолжал жечь.
В реве пламени возник оглушительный вопль, затихший через некоторое время вдали.
Гоблин взглянул мне в глаза. Я ответил ему взглядом.
— Второй за десять дней, — пробормотал я. В последний раз мы слышали этот вопль в битве при Чарах. — А что до друзей… Госпожа, что я нашел бы, если бы вскрыл те могилы?
— Не знаю, Костоправ. Теперь — не знаю. Я не ожидала снова увидеть Ревуна. Это правда.
Тон ее был в точности похож на лепет напуганного, попавшего в беду ребенка.
Я верил ей.
На светлом фоне скользнула какая-то тень. Ворона, летающая ночью? Что же тогда последует дальше?
Спутница Взятого тоже видела тень. Глаза ее были прищурены и внимательны.
Я взял Госпожу за руку. Теперь, когда к ней вернулась ее ранимость, она нравилась мне гораздо больше.