— Книга! — удивился кто-то. — Ну как есть странный тип!
Кто-то пощупал Граево горло, обнаружил, что слабенький пульс есть, что Грай дышит, — но куда реже и поверхностней, чем спящий.
— Да, наверное, удар. Сидел тут, почитывал, а его и скрутило.
— С моим дядей так было, — поддержал другой мужик, — Когда я пацаном был. Сидел, сказку баял, потом побелел и скопытился.
— Да он жив еще. Надо сделать что-то. Может, поправится еще.
Все, спотыкаясь и толкаясь, ринулись вниз.
Кожух узнал о случившемся, когда толпа ввалилась в штаб. Был он в тот момент на дежурстве, и новости поставили его в безвыходное положение. Он дал слово Граю… но и уйти с поста не мог.
Сироп интересовался Граем лично, и оттого новости достигли его тут же. Полковник вышел из кабинета, углядел потрясенного Кожуха.
— Слышал? Пошли глянем. А вы цирюльника приведите. И коновала.
Стоит задуматься о ценности человеческой жизни, когда в армии числятся коновалы, но нет врачей.
Начинался тот день знаменательно — редкостно ясным небом. Теперь набежали тучи, на деревянных настилах оставили пятнышки первые дождевые капли. Следуя вместе с дюжиной солдат за полковником, Кожух едва слышал замечания Сиропа о необходимости их починки.
Дом Грая окружала толпа.
— Дурные вести не сидят на месте, сударь, — заметил Кожух.
— Да ну? Посторожите, ребята. Заходим. — Внутри полковник задержался. — У него всегда было так чисто?
— Так точно. У него был пунктик насчет порядка и распорядка.
— Странно. Его ночные прогулки едва ли не выходят за рамки.
Кожух пожевал губу и подумал, не стоит ли передать полковнику послание Грая. Решил, что еще не время.
— На чердаке? — спросил полковник одного из тех, кто нашел Грая.
— Да, сударь.
Кожух уже взлетел наверх. Заметив пакет в промасленной коже, он, не раздумывая, сунул его за пазуху.
— Сынок…
Кожух обернулся. В дверях стоял нахмуренный Сироп.
— Ты что делаешь?
Полковник был самой устрашающей фигурой, какую мог себе вообразить Кожух, — даже страшнее жестокого и требовательного отца. Как ответить, юноша не знал. Он стоял и трясся.
Полковник протянул руку. Кожух отдал ему пакет.
— Так что ты делал, сынок?
— Э… сударь… однажды…
— Ну? — Полковник осмотрел Грая, не прикасаясь к телу. — Ну давай рассказывай.
— Он просил меня отправить письмо, если с ним что-то случится. Ему казалось, что его время истекает. И он сказал, что письмо будет в кожаном пакете — на случай дождя и все такое. Сударь.
— Понимаю, — Полковник кончиками пальцев приподнял подбородок Грая. Пакет он положил на стол, потом приподнял веко Грая. Зрачок был не больше булавочной головки. — Хм-м-м. — Полковник пощупал лоб пострадавшего. — Хм-м-м. — Он нажал на несколько рефлекторных точек. Никакой реакции. — Странно. На удар непохоже.
— А что же это такое, сударь?
Полковник Сироп выпрямился:
— Может, ты мне подскажешь?
— Простите?
— Ты говорил, будто Грай ожидал чего-то.
— Не совсем. Он чего-то боялся. Говорил, что стар и что его время вышло. Может, у него была какая-то болезнь, а он никому не признавался?
— Может быть. А, Всхолм. — Явился коновал.
Проделав те же манипуляции, что и полковник, он выпрямился и пожал плечами:
— Не по моей части, полковник.
— Лучше перенести его туда, где за ним присмотреть можно. Этим ты и займешься, сынок, — приказал полковник Кожуху. — Если он вскоре не придет в себя, придется кормить его насильно, — Он побродил по комнате, глянул на корешки дюжины томов. — Человек ученый. Так я и думал. Гора контрастов. Я все раздумывал, кто же он на самом деле.
Кожух начал опасаться за Грая.
— Мне кажется, сударь, что он когда-то был важной персоной в одном из Самоцветных городов, но потерял все и был вынужден вступить в армию.
— Об этом поговорим, когда перенесем его. Пошли.
Кожух последовал за очень задумчивым полковником.
Может, все-таки стоило передать предупреждение Грая?
Глава 26
По дороге
На исходе третьего дня, когда мы со Следопытом успели вернуться к месту высадки, загрузить фургон и двинуться на север по дороге на Клин, я начал подумывать, а не подвела ли меня логика. Ни Гоблина, ни Одноглазого.
А беспокоиться не стоило. Настигли они нас близ Мейстрикта, крепости в Клину, которую Отряд, будучи на службе у Госпожи, когда-то удерживал. Мы съехали с дороги в рощу и готовились к ужину, когда услыхали перебранку.
— А я настаиваю, что ты во всем виноват, — верещал голос, принадлежащий, несомненно, Гоблину, — ты, червеобразный заменитель рыбачьей наживки! Да я бы тебе мозги в кисель превратил за то, что ты втравил меня в это дело, если бы только у тебя были мозги!
— Я виноват. Я виноват?! О боги, да он даже себе не способен сказать правду! Это я его втравил в им же придуманное дело?! Слушай, ты, пожиратель навоза, за этим холмом — Мейстрикт. Там нас помнят еще лучше, чем в Розах. А теперь я спрашиваю тебя еще раз: как пройти через город, чтобы нам глотки не перерезали?
Сдержав понятное облегчение, я не стал кидаться к дороге.