Белая Сибирь. Чешское предательство (сборник)

– «Нашего генерала Дитерихса».

– «Какого Дитерихса, русского генерала?»

– «Ну да, а теперь он нами командует, наш генерал».

– «Могу я его видеть?»

– «Да, только его сейчас здесь нет, он поехал в город автомобилем на совещание с директорией».

Отправился я в штаб Верховного Главнокомандующего генерала Болдырева, члена директории. И штаб, и директория, и все ее канцелярии помещались в большой «Национальной гостинице». Здесь сразу пришлось окунуться в обстановку, напоминавшую до жуткости недоброй памяти дни лета и осени 1917 года. Та же беспорядочная снующая без дела толпа, масса юрких штатских брюнетов с горбатыми носами, всюду грязь, неубранный сор, стучат пишущие машинки, здесь же доступный для всех телеграф с армейскими аппаратами Юза.

Шел длинными коридорами, ни от кого не мог добиться толку, как пройти к начальнику штаба. Наконец в самом конце коридора, при входе в ресторанный зал один офицер мне помог.

– «Да вон он сидит у стола, генерал Розанов, начальник штаба».

Опять старый знакомый, еще с довоенного времени, с которым вместе сражались в памятных героических Люблинских боях августа 1914 года. Тепло встретились. Оказалось, что генерал Розанов только несколько дней сам прорвался через большевицкий фронт.

– «Шел в красной рубахе, как простой крестьянин. Сначала свои пускать не хотели, взяли под подозрение»…

Рассказал коротко ему и мои злоключения у большевиков в тюрьме, случайное спасение, и как дважды пробирался через их фронт.

Здесь же встретил своего давнего приятеля, полковника генерального штаба Д.А. Лебедева, который работал на Дону вместе с генералами Корниловым и Алексеевым, а теперь пробрался сюда из Добровольческой армии через Москву. Затем вскоре подошел уральский казак, генерал-майор Хорошкин, оказавшийся однокашником по кадетскому корпусу.

Оба они были в Уфе уже несколько недель, с самого государственного совещания. Несколько часов проговорили мы; оба они по очереди, один дополняя другого, нарисовали мне обстановку, военную и политическую, среди которой родилась Российская директория.

Из рассказов еще многих очевидцев тех дней и из тогдашних уфимских газет устанавливается такая картина. После начала восстания, когда отряды русских офицеров и добровольцев, поддержанные чехословаками, свергли иго большевиков и рассеяли их красноармейские полки, образовалось много местных правительств. В Самаре знаменитый Комуч (Комитет членов учредительного собрания, или, как тогда больше называли, учредиловки), в Уральске – казачье правительство, в Оренбурге – атаман Дутов с Оренбургским казачьим кругом, в Екатеринбурге – Уральское горное правительство, образованное евреем Кролем и имевшее всего один уезд территории, в Омске – Сибирское правительство, в Чите – атаман Семенов, на Дальнем Востоке, в Харбине и Владивостоке одновременно три правительства: генерала Хорвата, еврея Дербера и коалиционное.

В то же время отряды чехов были рассредоточены по всей линии Великого Сибирского пути, от Волги до Тихого океана, их военное начальство и политический комитет отдавали свои распоряжения и пытались также управлять.

Получалась полная разноголосица и сумбур. Тогда было созвано в Уфе государственное совещание для выбора единой авторитетной Российской власти.

В совещание вошли представители большинства перечисленных правительств, все наличные члены первого эс-эровского учредительного собрания, партии меньшевиков, эс-эров, умеренных социалистов, кадет и представители от некоторых казачьих войск. Состав крайне пестрый, не выражавший народных масс (как и все собрания, начиная с марта 1917 года), и с сильным преобладанием партийных социалистических работников; последние определенно вели линию этого совещания за признание Комуча как правительства Всероссийского.

Но на это не шли остальные члены совещания – несоциалисты. Дело чуть не расстроилось.

Вот тогда-то выступили на сцену чехи. Их политический руководитель доктор Павлу заявил на этом совещании от имени Чехословацкого корпуса, что если не будет образована единая власть, то чехи бросают фронт; причем было произведено им еще одно давление на совесть собравшихся и заявлено: чехи полагают, что единственным законным и революционным правительством будет то, которое признает учредительное собрание первого созыва и которое будет в свою очередь признано и поддержано этими «учредителями». Для всякого русского было ясно, что под этим подразумевались социалисты-революционеры, т. е. партия, ввергшая под руководительством своего лидера Керенского в 1917 году Россию в бездну разрушения, позора и Гражданской войны.

Заявление Павлу, однако, заставило всех пойти на открытия уступки, оставив втайне свои истинные намерения. Очень быстро было достигнуто соглашение, которое и подписали все участники Уфимского государственного совещания.