Переворот произошел в Омске ночью 18 ноября 1918 года совершенно безболезненно. Члены директории были арестованы, а потом высланы из пределов России. Никто в Сибири не поднялся на их защиту. Одни чехи намеревались выступить открыто против провозглашения верховным правителем России адмирала Колчака, – но не посмели. Они только трусливо будировали и ограничились составлением вместе с черновской партией прокламаций с новым призывом населения Сибири к восстанию. Да, когда были посланы из Омска офицеры для ареста Чернова, чтобы поставить последнего перед военно-полевым судом, то чехи скрыли его у себя, а затем помогли бежать в Россию к большевикам.
На наше русское горе, лишь Гайда, бывший в то время начальником Чехословацкой дивизии, открыто выразил адмиралу Колчаку свои симпатии и преданность, предлагая в первый же день свою поддержку. Хитрый чех знал настроение и намерения русского офицерства и солдат и решил провести игру в целях личного выдвижения; как раз в то время между Гайдой и Сыровым начались нелады и соревнование из-за первенства. Адмирал Колчак поверил искренности Гайды и с тех пор отличал хитрого честолюбивого чеха, взяв его даже тем же чином генерала на русскую службу.
Молодое, очень длинное лицо, похожее на маску, почти бесцветные глаза с твердым выражением крупной, хищной воли и две глубокие упрямые складки по бокам большого рта. Форма русского генерала, но без погон, снятых в угоду чешским политиканам. Голос тихий, размеренный, вкрадчивый, однако с упрямыми нотками и с противным чешским акцентом. Короткие, отрывистые фразы. Позирование на героя, на сильную, волевую натуру военачальника, солдата и вождя.
Так сохранилось у меня в записках первое впечатление об этом человеке, сыгравшем особенно злую роль в русской трагедии десять лет тому назад. Первый раз я видел этого чеха в октябре 1918 года в Екатеринбурге, в одном небольшом военном кругу. Тогда Гайда проводил такую точку зрения: «Русский народ совсем не может иметь теперь, немедленно, парламента. Я в этом убедился, пройдя всю Россию и Сибирь в два конца. И от революции все устали, хотят порядка. По моему мнению, России нужна только монархия и хорошая демократическая конституция. Но теперь нельзя. Надо скорее военную диктатуру. Я поддержу своими полками, если найдется русский генерал, который возьмет власть на себя».
Но он оказался бессилен удержать части своей Чехословацкой дивизии на фронте и в конце концов увел их тоже в тыл. Тут вскоре у него начались скрытые распри с Сыровым – на почве личных вожделений и непомерного честолюбия. Гайда хотел играть первую скрипку. Сыровый мечтал стать вторым Жижкой.
Мнение адмирала о легионерах было совершенно отрицательное. И он не скрывал этого, часто с брезгливой усмешкой, называя их «ворами, трусами, дезертирами и изменниками». Однако предложение своих ближайших сотрудников – разоружить силою чешские полки и батареи – адмирал Колчак отклонял, ссылаясь на то, что тогда с «союзниками не избежать конфликта».
Во второй половине ноября приехали во Владивосток из Парижа генерал француз Жанен[43]
и словак Стефаник,[44] первый министр чехословацкого правительства. Этот был из редких среди чехов людей, типа полковника Швеца.Стефаника даже Бенеш рисует в своей книге «идеалистом» и человеком чести. Стефаник, увидев, что представляет собой чешское воинство, пришел в ужас. И он поставил себе задачей – ликвидировать Чешский национальный комитет, привести чешские воинские части в порядок, наладить в них дисциплину и подчинить их фактически командованию генерала Жанена. Во всем этом он встретил противодействие и среди своего командного состава, и у политических руководителей чехов, и в солдатской массе. Ничего не добившись, Стефаник скоро уехал обратно в Прагу. Перед отъездом он не скрывал перед нами своего возмущения всем виденным среди чехов и своей горечи за то бесчестье, которое легионеры вписали в первые страницы истории «свободной Чехословакии».
Жанен остался в Сибири. Чехи ему подчинялись только номинально. Жанен, безвольная и хитрая креатура, приехавший к тому же с особыми, тайными инструкциями, занял с самого же начала такую позицию: внешне он выражал адмиралу Колчаку почтение и преданность, а русской армии сочувствие и желание помогать, – на деле же, за нашей спиной, он поддерживал все дальнейшие подлости чехов, а может быть, даже и руководил ими.
С приездом Жанена «анабазис легионеров» окончился. Чехи требовали теперь все настойчивее от союзников вывоза их из Сибири морем для возвращения на родину: война с Центральными державами прекратилась и в Версале был рожден новый член Европы – Чехословацкая республика.
Верховный правитель адмирал Колчак и высшее русское командование поддерживали перед союзниками это желание чехов: нам было необходимо для успеха нашего отечественного дела убрать как можно скорее из Сибири этот вредный балласт, 50 тысяч разнузданных, ленивых, вороватых, вооруженных и враждебных России солдат.