Чешским легионам в России и Сибири Масарик посвящает больше места, чем Бенеш. Он признает частично их грабежи, когда говорит следующее:[74]
«Нам помог революционный развал России, так как мы часто снабжали себя из русских магазинов brevi manu». Местами дает Масарик и картину распущенности своей солдатни, упадка дисциплины, излишнего политиканства, сочувствия большевизму. Он и сам содействовал этому, потакая низким инстинктам толпы, чтобы приобрести среди нее популярность, эту тень авторитета. Но самого авторитета у него не было и быть не могло. Ибо на лжи никто еще и никогда авторитета напрочно не строил.Послушаем, что пишет чех, отец всей их интриги, что он сообщает о своих «ребятах» в России и Сибири:[75]
«О так называемом анабазисе я собираюсь сказать лишь столько, сколько необходимо для уяснения и для дополнения моего настоящего отчета о нашей политической работе за границей.
Я (т. е. Масарик) находился в Японии, когда возникло роковое столкновение в Челябинске. Как мне было тогда донесено, уже позже, в Америку, в Челябинске 14 мая немецким военнопленным был ранен один из наших ребят, – и тотчас же немец был убит на месте. Большевики взяли сторону немецких и венгерских военнопленных, последовали дальнейшие события, кончившиеся занятием нашими войсками города. В конце мая наши части решили из Челябинска продолжать путь на Владивосток. 25 мая началась борьба, воинственный анабазис».
Последовали известия о занятии городов: Пензы, Самары, Казани и т. д. Это вызвало восхищение в Америке, где Масарик пустил в ход все средства, чтобы раздуть паруса. «Как всегда, поддерживали Масарика евреи, – пишет он,[76]
– особенно в Америке рентировала себя Гильснериада». Так называет он свое выступление в 1899 году защитником в процессе одного еврейского рабочего, по имени Леопольд Гильзнер, обвиненного в убийстве девушки.«События достигали по прямому кабелю раньше Америку и находили там сильнейший отзвук, чем в Европе. Легионеры были уже в начале августа 1918 года в Америке очень популярны, в Европе немного позже.
Конечно, доходили до меня, – пишет Масарик далее, – скоро и плохие известия, как в каждой войне и не может быть иначе. Это были известия о различных недостатках нашей армии. После некоторого времени, начиная с августа, наша армия оставила все занятые города на Волге. Борьба на таком длинном фронте была, конечно, трудна, и занятие приволжских городов было стратегической ошибкой. Спустя немного распространились плохие известия и о моральной стороне наших войск в Сибири. Это началась контрпропаганда большевиков и всех наших политических врагов».[77]
Последнее утверждение есть не более чем расчет на неосведомленность широкого круга читателей, один из наиболее излюбленных приемов этих «пропагандистов»-чехов. Ниже, на той же странице, Масарик сам опровергает себя.
«Мне были гораздо неприятнее известия от союзных офицеров, которые прибывали из России и Сибири и изображали упадок дисциплины в нашей армии; эти известия проникали в общественность лишь в ограниченном числе, но все же они нам, естественно, вредили. И тем не менее симпатии огромного большинства общественного мнения и правительственных кругов оставались за нами».[78]
К кому же относит Фома Масарик «союзных офицеров» – к «большевикам или к политическим своим врагам»?!
«Наши войска, – говорит президент Чехословакии дальше,[79]
– вынесли добровольно и долгое время материальные недостатки и выстрадали морально от долгой разлуки с семьями и с родиной, – известное ослабление дисциплины поэтому можно было ожидать. Но, несмотря на это и на многие разочарования, армия не была деморализована. Отдельные части прошли через тяжелые кризисы, как свидетельствует добровольная смерть Швеца».Вся книга наполнена подобными извращающими истину утверждениями; расчет на наивного и неосведомленного читателя и надежда на то, что вся тонко проведенная через иначе освещенные факты ложь останется без возражений. Дело именно в том, что весь Чехословацкий корпус в Сибири подвергся высшей степени разложения, охватившего всего его, от рядового до командира. И доблестный Швец только подчеркнул это своей трагической кончиной.
В том же тоне и с той же развязной манерой говорит Масарик и о грабежах, воровстве, мошенничестве и насилиях чехов в Сибири:
«О духе нашей сибирской армии должно судить также и по ее невоенной деятельности. Наши солдаты вели всюду и постоянно, наряду с военной, также и разнообразную хозяйственную работу. Очень скоро они организовали при армии рабочие товарищества (август 1918 г.). Несколько позже были основаны торговая камера, сберегательная касса и банк. На Урале и в других местах наши солдаты организовали промышленные предприятия (?!). Я (Масарик) не могу не упомянуть очень прилично устроенную военную почту. Все это должно идти на учет, если говорят о нашей армии в России и Сибири. Дело идет не только о славе героического анабазиса; мы не хотим его преувеличивать, но было бы несправедливо его рассматривать как мгновенно вспыхнувшую ракету.