Белая сирень

Мария Аркадьевна. Сереженька, Христа ради, не шали там. Я ведь понимаю — трудно из милости у кого-то жить…

Рахманинов. А мама приедет?

Мария Аркадьевна опускает глаза и вытаскивает из ридикюля письмо.

Мария Аркадьевна. Писала, что приедет. Значит, не смогла. Ты же знаешь, как ей сейчас трудно из-за долгов. Не горюй, мы к тебе в Москву приедем.

Сережа смотрит на спину шарманщика за мутным окном, прислушиваясь к звукам шарманки.

Рахманинов. А я рад, что она не приехала. А то бы она сейчас плакала, а когда она плачет, у нее краснеет нос и она все время сморкается. Неприятно смотреть.

Тетка пристально смотрит на Сережу.

Мария Аркадьевна. Я знаю, ты это нарочно. Хочешь казаться злым.

Слышатся два удара станционного колокола. Рахманинов будто бы ждал: вскакивает и нетерпеливо смотрит на тетушку.

Рахманинов. Можно идти. Уже пора.

Мария Аркадьевна сразу засуетилась, вытащила из ридикюля маленький сверток и зашептала, оглядываясь по сторонам.

Мария Аркадьевна. Вот, я тут зашила в ладанке сто рублей. Только ты никому не говори. Просто повесь и храни на груди.

Рахманинов. Не надо.

Мария Аркадьевна. Как же без денег? На всякий случай.

Рахманинов. Я сам.

44. (Съемка в помещении.) ВАГОН ТРЕТЬЕГО КЛАССА.

Мария Аркадьевна обнимает Сережу, крестит его, шепчет.

Мария Аркадьевна. Мальчик мой, у тебя талант. Молю Бога, может, из тебя музыкант получится…

Племянник смотрит на нее сухими глазами.

Мария Аркадьевна. Ну хоть поцелуй тетку-то…

Рахманинов отворачивается к окну.

45. (Натурная съемка.) ПЕРРОН. ЛЕТО. ДЕНЬ.

Мария Аркадьевна идет по перрону вдоль вагона, пока не увидит сквозь пыльное стекло лицо Рахманинова. Она останавливается. Рахманинов долгим взглядом смотрит на нее. Вагон трогается.

46. (Съемка в помещении.) ВАГОН ТРЕТЬЕГО КЛАССА.

Вагон сильно дергается, погромыхивая на стыках. Рахманинов смотрит в окно. Мимо проплывает скучный пристанционный пейзаж; вагон на запасных путях, паровозы, семафоры, здание депо, чахлые деревья… Подходит проводник.

Проводник. Не желаете ли чаю с баранками?

Рахманинов (невозмутимо). Желаю.

Рахманинов берет баранку и с хрустом разламывает ее. Набивает рот… И вдруг перестает жевать, откидывается к стене, закрыв глаза. Из уголка его глаза медленно катится слеза…

47. (Съемка в помещении.) ИВАНОВКА. КАБИНЕТ. СУМЕРКИ.

Рахманинов сидит за пианино в задумчивой позе. Его орлиный профиль черным силуэтом вырисовывается на фоне окна, за которым пепельно-голубой стоит сумеречный сад. Входит Наталья.

Наталья. Ты чего без света?

Рахманинов. М-м?..

Наталья подходит к столу, шарит меж бумаг.

Наталья. Глаза испортишь. Где спички?

Коробок спичек пуст, зато в пепельнице полно окурков.

Наталья. Смотри, сколько накурил.

Рахманинов. Надо будет сказать управляющему, чтобы отправил кирпич обратно на фабрику. Он весь крошится, из такого кирпича свинарник строить нельзя, все же рухнет! Не нравится мне морда подрядчика — воровская морда…

Рахманинов смолкает, отворачивается к окну.

Рахманинов. Мало того что твой душевнобольной муж бездарный композитор, он еще и никудышный хозяин, и вылетим мы с тобой в трубу, Наташенька.

Наталья подходит к нему сзади, кладет руки на плечи.

Рахманинов. Надо наконец-то набраться смелости и признаться, что как композитор я кончился…

Наталья. Сереженька, это уже было, и не раз.