Белая сорока

— И вы что-нибудь слышали, инженер?

— Разумеется. Ведь все происходило под моим окном.

— А где вы спали?

— Как раз над вами, доктор, — язвительно сказал Шервиц.

В это время в комнату вошел Богданов и объявил:

— Уважаемые охотники, все готово, пора выезжать!..

Первым встал Хельмиг и вышел в прихожую, мы последовали за ним, взяв ружья и другие принадлежности, затем забрались в сани, которые нас ждали. Впереди сидела Хельми, держа в руках вожжи. Свежая после сна, она радовалась, как ребенок, увлеченный игрой. Возница, улыбаясь, посоветовал покрепче держать лошадей: они хорошо отдохнули, как бы не понесли…

Хельми и в самом деле была весьма симпатична: Шервица можно понять… Она говорила: «Люблю красивые вещи. И еще люблю, когда меня любят…»

И того, и другого ей хватало, она платила за все своей привлекательностью и неизменно хорошим настроением.

Нас было восемь — лесничий взял на охоту еще двух лесников. Лошади заржали и тронулись в путь. Собаки бежали рядом, провожая нас веселым лаем. Солнце поднималось с мглистой перины, выходя по розовому ковру на свою небесную дорогу. Морозило. Скоро лошади покрылись инеем.

Когда приехали на место и Богданов рассказал о планах охоты, загонщики ушли в лес. На этот раз он сам расставил охотников по местам — я оказался рядом с Хельмигом. Шервиц и Хельми стояли между мной и Куриловым. Шервиц внимательно осматривал ружье, взятое на время у Богданова, во всю хвалил погоду и красоту зимнего дня.

Мне пришлось даже на него прикрикнуть, чтобы он не выдавал зверям своего присутствия, тем более что они вот-вот должны были показаться. Я еще раз погрозил Шервицу пальцем и подготовился к выстрелу. Наступила тишина, которую нарушали только отдаленные крики загонщиков.

Вдруг выстрел раздался совсем рядом. Это Хельмиг уложил лису, которая пыталась улизнуть просекой. Я поднял руку, поздравляя таким образом Хельмига — выстрел и впрямь был отменным. Наблюдая, как удачливый охотник направляется по снегу за своей добычей, я не услышал треска ветвей. Между тем из густого подроста неподалеку от Шервица выбрался небольшой медведь, очевидно, разбуженный выстрелом Хельмига.

Как назло, в обоих стволах у меня были патроны с дробью. Пока я заменял их патронами с пулей, медведь оказался возле инженера. Стрелять было опасно: совсем рядом с Шервицем находилась Хельми и другие охотники. Если бы пуля миновала медведя, она могла бы натворить много зла, нужно было ждать, пока зверь минует линию охотников.

Не растерялся Шервиц. Он выстрелил в медведя. Я остолбенел. Попал? Что теперь будет? Ведь стрелять в медведя дробью — это все равно что покушаться на самоубийство. Ужаленный зверь в таких случаях яростно бросается на легкомысленного стрелка. Но, к моему удивлению, медведь лишь остановился, оглянулся и прибавил шагу, направляясь в чащу. И тут раздались один за другим два выстрела, что-то около меня просвистело и ударило в ствол соседнего дерева.

Мгновенно бросившись на снег, я услышал крики людей, заглушённые отчаянным собачьим лаем. Падая, я выпустил из рук ремень, и мои псы бросились за медведем. Впереди, разумеется, бежал Дружок, увлекая за собой и Норда, которого я никогда еще не брал с собой на медвежью охоту.

Пока все это происходило, медведь исчез. Судя по всему, он был очень молодой, в полном смысле слова необстрелянный. Выстрелы его испугали и прогнали. Осмотрев снег, мы обнаружили, что медведь не был даже ранен. Повезло…

В первое мгновение я не понял, что со мной случилось. Лишь когда встал и стряхнул снег, который залепил лицо, набился в уши и под воротник, сообразил, что Хельмиг с преступной легкомысленностью выстрелил в убегающего медведя сразу двумя пулями. А так как он находился прямо на линии охотников, то выстрел угрожал именно их жизни, а вовсе не медведя. Первая пуля прошла мимо меня, вторая лишь вырвала клок шерсти у медведя и попала в дерево, возле которого стояла Хельми. Отлетели щепки — одна попала Хельми в голову, другая — Шервицу в ногу. И хоть рана была пустяковая, инженер отчаянно закричал. Можно было подумать, что у него по крайней мере прострелена голень.

Сбежались охотники. Я поспешил к Хельми, которая недвижно лежала на снегу. Щепка ударила ей в висок, она потеряла сознание. Увидев это, Шервиц вновь испустил отчаянный крик, осыпая проклятиями незадачливого охотника.

Растормошив Хельми, я хотел ее поднять. Придя в себя, она открыла глаза и, потерев рукой висок, сказала:

— Уф! Это был выстрел. Как только голова не разлетелась…

Улыбнувшись, она попыталась встать, но, качнувшись, снова уселась в снег. Подошел виновник несчастья — доктор Хельмиг. Он еще раньше сокрушенно мотал головой — очевидно, это должно было означать, что он не виноват. Потом сказал:

— Не понимаю, абсолютно не понимаю, как это могло случиться?

Шервиц, обычно не скупой на слова, на этот раз, казалось, потерял все свое красноречие. Трясясь от злости, он лишь выдавил:

— Вы… Черт и дьявол вас побери…