— Какое у вас ружье? — спросил Усов.
— «Зауэр». Калибр тоже двенадцатый.
— Отличное ружье. Но разве вы не знали, что ваши патроны не годятся для старой берданки?
— Нет, не знал. Просто хотел помочь Василию Петровичу. Думал, что берданка выдержит.
— Как видите, не выдержала, — сказал Усов. — И ответственность за несчастье в таком случае падает на вас, Аркадий Аркадьевич.
— Почему ж? — возразил Блохин. — А остальные? Демидыч тоже кое-что дал…
— Мы лишь расследуем факты, — успокоил Усов. — Все остальное — дело прокурора, как при любом несчастном случае…
— Хотите запугать меня прокурором, товарищ начальник? Никто не докажет, что я был причиной несчастья… Набиваю патроны черным порохом, выдержит любая берданка, даже самая старая… Никакой прокурор не придерется, ручаюсь вам.
Блохин совершенно изменился, его лицо покраснело, он разгорячился, говорил вызывающе. Тогда Усов положил перед ним два патрона и сказал:
— Посмотрите, вот гильза патрона, из которого стреляли по белой сороке, а вот патрон, найденный в лесном сарае. Оба производства одной немецкой фирмы «Роттвейл». Интересно, как мог этот патрон попасть в заброшенный лесной сарай? Что вы об этом думаете?
— Я? — протянул Блохин. — Что я должен сказать?
— Свое мнение. Ведь вы часто бродите по здешним лесам и знаете местных охотников лучше, чем мы. Кто из них мог потерять в сарае такой патрон? Кстати, не были ли и вы там случайно?
Блохин мотнул головой и решительно сказал:
— В сарае я уже год как не был.
— В котором?
— Ну, в том, у Барановской поляны, — ни о чем не подозревая, ответил Блохин.
— А почему вы считаете, товарищ Блохин, что я говорю именно о том сарае? — спросил Усов и усмехнулся.
Блохин изменился в лице и спросил: — Что же вы думаете?
— Думаю, что вы намерены водить нас за нос, Аркадий Аркадьевич, и не понимаю, почему, — не выдержал Богданов. — Ничего нет плохого в том, что у вас есть иностранные патроны, пусть даже немецкие. Вполне можно и потерять один в лесном сарае, Зачем это скрывать?
— Мне нечего скрывать, тем более такую мелочь. Но кто дал право допрашивать меня в присутствии стольких людей, да еще и называть это «беседой»?
— Это уже по моему адресу, — произнес Усов, а я привык отвечать на претензии, если они обоснованы. Придется нашу беседу закончить. Потребуется — пригласим вас и на допрос.
Блохин встал:
— Теперь я могу идти?
— Можете, и надеюсь, впредь будете более приветливым собеседником, Аркадий Аркадьевич, — ответил Усов.
Блохин пожал плечами, коротко попрощался и вышел. Но едва закрылись двери, как раздалось злобное ворчание и болезненный вскрик. Все мы бросились в коридор. Блохин, прижавшись к стене, безуспешно пытался сбросить с себя Дружка, который мертвой хваткой вцепился в его правую руку. Пес рычал, не обращая внимания на удары, которые Блохин наносил ему левой свободной рукой.
— Убью проклятого! — срывающимся голосом кричал Блохин. — Помогите!
Помочь, однако, было нелегко. Дружок висел на руке Блохина, сжимая ее челюстями, как клещами. Я схватил его за ошейник и потянул со всей силой — напрасно. Тут подоспел Богданов с ведром воды и вылил его на беснующегося пса. Это помогло. Дружок разжал зубы, я схватил его, быстро затащил в соседнюю комнату, закрыл дверь и повернул ключ.
Разъяренный, ко мне бросился Блохин. И едва я успел вытащить ключ, как заметил в руках у Блохина пистолет, который он рванул из кармана.
— Пустите меня, я ему покажу! — кричал Блохин.
Из-за дверей слышалось злобное ворчание лайки, такое же ворчание я услышал за собою. Повернувшись, увидел Норда.
— Что, и этот? — зарычал Блохин и, прежде чем я успел ему помешать, ударил сеттера ногой. Пес взвизгнул и так вцепился в ногу Блохина, что тот зашатался и, теряя от злости рассудок, выстрелил… Зазвенело стекло, и наступила тьма: пуля попала в электрическую лампочку. Раньше чем я успел сообразить, что к чему, снова раздался крик, кто-то открыл дверь в кухню, и луч света упал в коридор.
Только тут я понял, что это опять кричал Блохин. Курилов, единственный, кто не потерял присутствия духа, одним махом бросился к Блохину, скрутил ему руки и вырвал пистолет.
— Спокойствие, товарищи! — приказал Усов и добавил Блохину: — Перестаньте стонать, пойдемте, осмотрим руку…
Мой сеттер жалобно скулил. Только тут я обнаружил, что у него окровавлена морда: это Блохин успел пнуть его ногой. Варвар! К счастью, рана была небольшая. Погладив пса, осторожно обмыл рану и отворил дверь. Курилов и Шервиц вошли вместе со мной.
Дружок лежал посреди комнаты и тяжело дышал. Увидев меня, он вильнул хвостом и встал. Виновато склонив голову и прижав уши, приковылял к моим ногам, улегся, вытянул шею, положив голову на передние лапы. Дружок дрожал всем телом, явно ожидая наказания.
Наклонившись, я медленно произнес:
— Что же ты наделал… ты, псина!
Дружок подполз ближе, заскулил и задрожал еще сильнее.
— Марш на место, бесстыдник!
Дружок послушался, встал и, припадая на одну лапу, заковылял в угол.