Белая свитка (сборник)

— Когда совершается черная месса, гибнут молодые невинные девушки, — продолжал говорить Подбельский. — Помните, два года тому назад, у нас в городе говорили о самоубийстве Рахили Абрамович, семнадцатилетней красавицы еврейки. Богатая, прелестная девушка, она вдруг загрустила и внезапно, как будто без всякой причины, покончила с собой. Тогда мы были заняты «переворотами». Улицы были покрыты трупами убитых, и смерть девушки прошла бесследно… Совсем недавно отравилась цианистым кали шестнадцатилетняя девочка, прелестная куколка, баронесса Финтеклюзе. Была весела, жизнерадостна, имела жениха, которого безумно любила. Потом вдруг стала вялой, раздражительной, злой… Временами была лихорадочно возбуждена, торопливо уходила из дома и пропадала на несколько часов…

— Как моя бедная Светлана… — прошептала Тамара Дмитриевна.

— Жених выследил ее. Она ходила к Пинскому.

— К Пинскому! — крикнул Владимир. — Почему же его не арестуют?

— Попробуйте.

— Но есть же полиция, правосудие, суд?

— Только не в демократическом государстве, — сказал с печальной усмешкой Подбельский.

— Такие дела в двадцатом веке!.. Это, наконец, не времена Генриха IV во Франции… Да и тогда, вы сами рассказывали, короли и папы карали преступников. Живыми сжигали их на костре.

— Да, тогда… Короли и папы… Тогда все-таки были честь и совесть… Впрочем, и тогда добираться до виновников было нелегко. В черных мессах принимали участие люди света, аристократия, высшее католическое духовенство…

— Теперь нет аристократии… Теперь все равны! — пылко сказал Владимир.

— Увы, нет. В наш партийный век аристократия есть, только она иначе называется… К кому вы пойдете?.. Раньше таких мерзавцев, как Пинский, мог сократить любой генерал-губернатор… Наконец, вы могли обратиться к Государю… А теперь… К кому вы пойдете? К президенту?.. Но вмешаться ему — значит поднять скандал на всю Европу… В демократической республике — черная месса!.. Правительство, которое об этом заявило бы, просмеют на весь свет реакционным. Сорвут ему выборы… Допустить судебный процесс против Пинского значило бы признать, что демократия не спасет от пороков феодализма… Кроме того, Пинский близок к советскому полпредству… При нашем-то ухаживании за Советами разве посмеют тронуть «красного» Пинского из-за какой-то «белой» девушки, графини Сохоцкой?

— Что же тогда делать? — бледнея, сказал Владимир. — Может быть, мы еще ошибаемся… Позвольте мне посвятить сегодняшний день на расследование… В шесть часов вы, графиня, и вы, Владимир, а если приедут Вонсовичи, то и они, пожалуйте все вместе ко мне. Посмотрим… Если нельзя воскресить мертвую, из этого не следует, что живые должны падать духом.

— Я знаю, что я сделаю, — угрюмо сказал Владимир. — Я убью Пинского.

Подбельский окинул его взглядом с головы до ног. Точно хотел оценить его.

— Нет, — тихо сказал он. — Вы не убьете Пинского. Это не так просто.

— А вот посмотрим, устоит ли его колдовство перед простым отцовским Смит-Вессоном.

Ядринцев резко повернулся и, ни с кем не прощаясь, вышел.

— Я поеду, — сказал Подбельский, обращаясь к Тамаре Дмитриевне. — Будем надеяться, что дело не зашло так далеко. Может быть, дочь ваша жива и ее еще можно спасти.

20

Спустился туман, и ранние наступили сумерки. В серых пеленах, как тени, ходили люди. Трамваи непрерывно звонили, и часто гудели автомобили, звуками прокладывая себе путь. Уже с трех часов по городу были зажжены фонари и засветились огнями окна домов и магазинов. Город жил полною жизнью, кричал, звонил, трубил и гудел в море тумана. Как всегда, вспыхивали вывески электрических реклам, у кафе суетились лакеи и служанки, и жизнь шла, равнодушная ко всему, мимо чужого горя.

Владимир не сразу и не скоро разузнал адрес Пинского. Когда он вышел на окраину города, стало темно. На пустынной улице не горели фонари и Владимир долго бродил, отыскивая нужный ему номер. Скорее догадался, чем узнал, где дом Пинского, и резко позвонил у калитки. Никакого движения не было в доме, нигде сквозь щели ставен не показалось света… Владимир продолжал звонить. Хотя бы скандалом, он заставит открыть ему двери, он узнает все о Светлане и, если надо, убьет Пинского.

Когда Владимир брал отцовский револьвер, старый, тяжелый Смит-Вессон, он решил просто и сразу убить Пинского, как несомненного виновника гибели Светланы. Теперь, стоя у калитки его дома, Владимир не ощущал в себе этой первоначальной решимости. Были уже колебания. Сначала надо убедиться, будет ли с ним говорить сам Пинский. Ведь Пинского он никогда не видел в глаза. Знал только, что Пинский очень старый… Но ведь и другой старик может оказаться в доме. Не убить бы другого, невинного. Надо раньше спросить, показать записку Светланы, выяснить, что все это значит, а потом уж стрелять. Стрелять, пулю за пулей… Упадет — палить и в лежачего, пока не сдохнет.