— Н-ну? — удивился Медяник и отставил руку с бутербродом с ветчиной в сторону так, что Смидин должен был посторониться. — Вы-таки не знаете, кто такой товарищ Полозов? Так я же вам скажу: это же Пац! Сам Пац… Самуил Моисеевич Пац… Вы не слыхали? Он был прежде помощник аптекарского ученика в Овруче. Ну, знаете, маленький такой жидок, совсем незначительный. Ну, только он был ужасно какой умный. Когда надо было ему отбывать воинскую повинность, он бежал себе в Индию. Я вам говорю, прямо-таки в Индию. Потом с чужим паспортом учился в Казанском университете, вступил в партию, ну и засыпался, знаете-таки, с прокламациями. Тогда это строго было. Так его сослали в Якутскую область. Обычные зверства царизма. Ну, он-таки оттуда бежал и смылся в Швейцарию. Там, я вам скажу, — вставая, сказал Медяник, и с ним невольно встали все, — он даже самого Ленина, — он ткнул пальцем на литографированный портрет Ленина, висевший в черной рамке на стене между маленькими портретами Ворошилова и Тухачевского. — Он самого Ленина знал… Ну, теперь он в Реввоенсовете. Важная шишка. Он ездил за границу с секретным поручением вместе с товарищем Бахолдиным. Ну, вы же его все, военщина, знаете. Бахолдин весною умер, и теперь товарищ Пац едет назад один. И на вас возложен священный долг, прямая обязанность честного красноармейца, охранить его на пути. Мы-таки этим должны гордиться. Пац очень сильный человек, а ум, можно сказать, выдающийся. Про него дураки болтают, он с самим чертом знается. Это, конечно, знаете, бабьи сплетни. Кстати сказать, по части баб товарищ Пац нашему товарищу начальнику штаба не уступит. Любит девчонок. Он и покушать любит… Нам надо перед ним особенно отличиться. Прежде всего — охрана. На станции охранять будет ГПУ. Потому что, вы сами понимаете, это же, — Медяник шепотом договорил, — самое их, Белой Свитки, гнездо.
— Теперь Белая Свитка везде, — сказал сытым голосом Выжва. Он сложил руки на круглом животе и крутил один палец около другого. — На прошлой неделе ездил я в N-ский кавалерийский полк относительно бракованных лошадей. Мне комполка и говорит: — «Как я вам могу дать лошадей, когда у меня Белые Свитки сорок штук угнали? Я теперь и бракованным рад. Молодых красноармейцев обучать».
— Как же они угнали? — спросил Корыто.
— А очень просто. Так просто, что проще и быть не может. Является к нему представитель губернского Исполкома и с ним сорок молодых людей. Показывает бумагу. Написано, что приказано, мол, для теснейшей смычки рабочей и крестьянской молодежи дать этим сорока молодцам урок верховой езды по всем правилам. Никому ничего этакого и в голову не приходило. У нас, сами знаете, всяко бывает… Ведь и девок из женотделов стрельбе обучали. Приказал командир поседлать сорок лошадей посмирнее, назначил командира эскадрона для обучения, старшину дал в придачу, они все, болваны, пешие были. Потом вывели лошадей. Комсомольцы эти самые вид показывают, что боятся. Представитель Губисполкома взял лошадь и говорит: «Я им пример покажу». Сел… Посадили и комсомольцев. Только сели, как хватят в карьер в ворота! Только их и видали. Ищи-свищи. Полк по тревоге, понятное дело, собрали, бросили в погоню. А там, кругом Борисова, леса, болота… Въехали в лес, а их оттуда залпами приняли. Пятнадцать человек не досчитались. Вот оно как! Приехали назад, глядят, а во всех эскадронах по койкам журнал «Русская правда» разложен.
— Это и мы на прошлой неделе получили, — сказал Смидин.
— Как так?
— Да очень просто. Приходит в штаб человек и приносит пачку газет. Обращается к дежурному переписчику: доложите, мол, адъютанту. Я выхожу. Вижу, человек, по виду рабочий, дает мне сверток и говорит: «Вот, гражданин, нашел я пачку подле казарм. Думал, что путное, а вижу, самая пакостная белогвардейщина. Дозвольте сдать». Я имя-фамилию его записал. Поблагодарил.
— Отпустили? — спросил Медяник.
— Еще руб целковый награды дал.
— Ду-рак, — вырвалось у Медяника.
Смидин сделал вид, что не слышал.
— А вы? — сказал Медяник, обращаясь к Выжве.
— Я в местное ГПУ отослал. Такая гадость… Прямо читать невозможно. А написано, надо сказать, забористо. Все, знаете, монархисты работают.
— Писали мне, — чтобы отвести разговор подальше, тактично начал Выржиковский, — в Ленинграде в Райселькредсоюзе получают из порта машины, а в ящике «Русская Правда».
— То же, мне говорили, и в Гомзах, и в Рудмсталторге делается, — сказал Выжва.
— Да… От нее, стало быть, — простодушно заметил Корыто, — никуда не укроешься, от Русской-то Правды.
Медяник только махнул на него рукою: дурак, мол, что с него спрашивать.
— После смерти товарища Дзержинского, — сказал он, — распустили эту белогвардейскую сволочь.
— Знаете, Сруль Соломонович, плюньте вы на это дело. Волноваться не стоит, давайте перейдем к существенному. Попробуйте-ка новое наше изобретение. Называется «Рыковка по-красноармейски», — с красным перцем внутри. Вы посмотрите: огнем горит.
— Под баклажаны бы по-гречески оно, точно, не плохо, — сказал деловитым тоном Корыто.