Белая свитка

— Мы с моим другом… он очень ловкий и опытный человек… — сказал Подбельский, — были везде. Были в морге, во всех больницах, в полицейских комиссариатах, в речной полиции, на железнодорожных вокзалах… Панны Светланы, ни живой, ни мертвой, мы нигде не нашли… Мы были даже у ясновидящей. Она нам сказала: «Не ищите девушку… Она погибла».

Тамара Дмитриевна опустила голову на плечо Ольги и залилась слезами. Ольга брала ее руки, гладила их и тихо целовала.

— Нет… — наконец сквозь слезы, с трудом вымолвила Тамара Дмитриевна. — Не могу я больше… Мне слишком тяжело… Я лучше поеду домой.

Она через силу поднялась с тахты. Ноги ее не держали. Ольга тоже встала, поддерживая ее.

— Я поеду с вами, — сказала Ольга. — Глеб, ты потом приезжай за мной.

Они вышли. Хозяин пошел их проводить. Владимир продолжал стоять посередине кабинета, все еще в пальто и шарфе. Он ерошил спутанные волосы и дико озирался.

Когда Подбельский вернулся, Владимир тупо посмотрел на него, потом на отца и вдруг закричал:

— Господи! Что же это? Мне остается только застрелиться. Папа!.. Папочка!.. Что же мне делать? — И он глухо и некрасиво, как плачут мужчины, зарыдал. — Не уберег я Светланы…

Старый Ядринцев подошел к сыну и положил ему руку на голову.

— Володя, — тихо и ласково сказал он, — вспомни, что у тебя есть мать… сестра… Меня, старика, пожалей.

— Вспомните также, что есть еще Россия, — твердо, но сердечно сказал незнакомец.

— Что? — повернул к нему заплаканное, искаженное, некрасивое лицо Владимир. Теперь и Глеб, и Владимир, и старый Ядринцев как-то сразу подумали, что они, собственно, даже не знают, кто этот человек.

— Есть еще Россия, — повторил незнакомец. — Вы приходите в отчаяние, вы хотите покончить с собой из-за одной девушки. Пускай прекрасной… Пускай вами горячо любимой… Невесты вашей. Но думали ли вы о миллионах молодых и тоже, быть может, прекрасных девушек, кем-то не менее вашего любимых, тоже кому-то нужных и дорогих, погибающих в сатанинском союзе советских республик?

Владимир тупо смотрел на незнакомца, казалось, ничего не понимая.

— Думали ли вы о миллионах детей, отнятых от родителей, брошенных матерями, не знающих, кто их отец, и беспризорно бродящих по городам и селам? Они умирают в нищете от холода и голода. Завшивевшие, покрытые паршами, они предаются самому гнусному разврату и порокам. Думали ли вы о стариках и старухах, о юношах, расстреливаемых по подвалам, умирающих в застенках, о Христовой православной вере, гонимой и ожесточенно преследуемой?

— Какое же все это имеет отношение к Светлане? — спросил, недоуменно оглядываясь на окружающих, точно ища у них помощи, Владимир.

— Какое?.. А вот какое! Вы хотели убить одного сатаниста. Убейте сотни еще более вредных сатанистов, измывающихся над вашей Родиной. Если вам суждено умереть, сложите свою голову в честном бою, а не берите на себя греха напрасного самоубийства, — горячо сказал незнакомец.

— Но почему, наконец, по какому праву вы мне все это говорите? Я вас совсем не знаю, — точно просыпаясь, сказал Владимир.

— По тому праву, что я сам пережил в ваши годы такое же горе.

— Вы тоже потеряли невесту?

— Да, она пропала без следа в тогдашнем хаосе. Тогда все рушилось под ногами. Родина изгоняла нас… Потом я был грузчиком угля в Константинополе, служил стюардом на итальянском пароходе, мыл посуду в кафе Буэнос-Айреса, служил в Парагвае в кавалерии… И вот там, в глуши американских прерий, я почувствовал зов матери-России. Я бросил обеспеченное место и приехал сюда. Здесь я понял, что бороться и умереть за Родину — счастье… Я вас зову к подвигу и к этому счастью. Разве мало примеров? Я видел Бориса Коверду, молодого героя, по мужеству равного героям древности. Юношу, бестрепетно совершившего кару Божию и вошедшего в русскую историю. Или вы думаете, что не найдется других? Я видел героиню-женщину. Когда все, разбитые, успокоились по заграничным логовам, она не успокоилась. Она продолжала борьбу. Она появилась здесь. Сколько раз она переходила границу, носила «туда» газеты, письма, книги. Свет живой вносила в мрачный застенок… Она уничтожала, где могла, коммунистов.

— Убивала их? — спросил жадно прислушивавшийся Глеб.