Белая тень. Жестокое милосердие

— Марийка! — тихо позвал, а сердце билось гулко, даже, казалось, испуганно вздрагивала темнота. — Ты здесь? Это я, Василь.

— Василь? Чего ты?.. — прошелестело где-то внизу.

— Иди сюда, быстро, — снова позвал он.

Марийка влезла на плиту, в которую были вмонтированы котлы для распарки семечек.

— Где ты? — прошептала она почти ему в лицо. Протянула вперед руки, он схватил их.

В это мгновение заскрипели шаги, чья-то рука дернула дверь маслобойки. Потом — минутная тишина и снова крадущееся звяканье.

— Тут кто-то есть, — долетел со двора приглушенный голос.

Василь понял, что Марийка заперла дверь маслобойки изнутри, таким образом на какое-то время спасла их, но и выдала их присутствие. Дальше он не стал ждать, изо всех сил потянул Марийку на себя. Она уперлась коленом, вскарабкалась на стену, оперлась на его плечи, он подхватил ее на руки, опустил рядом с собой. Скрипнул, покачнулся станок, и они замерли, сцепившись руками. Держась и дальше за руки, как в детстве, когда играли в прятки, побежали к затканному серым войлоком ночи отверстию. Василь остановил Марийку, прислушался. Тихо. Лишь на майдане лаяли собаки да где-то неподалеку выкукарекивал — выдавал немцам конспиративную куриную квартиру — глупый петух. Только здесь, в эту минуту, Василь додумал план побега. Ползти уже некогда: над селом брезжит рассвет, через немногие минуты он рассеет тьму и выдаст их, да и хлопцы уже, наверное, отступили. У Василя не было винтовки — оставил ее там, за кучей шлака, и никакого другого оружия, кроме двух немецких гранат в кармане. Он вынул первую — длинную, тяжелую болванку, отвинтил крышку запала.

— Беги через речку, — прошептал, — я — за тобой.

Выступил из двери и, дернув тесемки, задержав тяжелый, уже стреляющий искрами металл в руке — граната затяжного действия, к гранатомету, — швырнул ее вдоль стены.

«Брр-ям-м-м», — коротким взрывом тряхнуло воздух, на мгновение осветив белую стенку, скособоченную кузницу, черный ряд сеялок и тачек. Вторую гранату Василь перебросил через мельницу, наискосок, в то место, откуда могли выбежать полицаи.

Он уже не слышал второго взрыва. Летел, как выпущенная из лука стрела, едва касаясь земли. Только свист ветра — свист тетивы в ушах, и неистовый стук сердца, и серая фигура впереди на фоне белого неба. Он нагнал Марийку по ту сторону Белой Ольшанки, и дальше они побежали вдвоем. По узенькой кривой улочке, по тропинке через огороды, по выгону, потом снова по улочкам. Василь не слышал выстрелов сзади, да их, кажется, и не было. На то время страх отступил от него. Он чувствовал себя так, будто прыгнул с высокой-высокой кручи и не разбился, и хоть перед ним еще немало канав и оврагов, но после того, что ему довелось только что преодолеть, они ничего не значили. Преодолел, преодолел, победил — все, и себя самого, и бессилие, и страх. Казалось, мчал на гребне высокой волны, и был уверен, что не сорвется с нее, и держал за руку Марийку, держал в своих руках ее судьбу. Полицаи? Да что там… Их горстка, они даже не отважились напасть на партизан. А как он их — гранатами! А вот уже и карьер, вон впереди — хлопцы, кто-то остановился, махнул им рукой и побежал дальше, скрылся за безверхой конюшней. Это — двор бывшей шестой бригады, при немцах он стоял пустым.

— Это наши, наши, Марийка, — чуть не закричал Василь.

Марийка на мгновение остановилась, положила руку на грудь, вздымавшуюся высоко, круто.

— Ох, Васильку, сердце разорвется, — и улыбнулась ему. Страх перегорал в ее глазах. Она улыбалась, а крутая волна дальше и дальше мчала его на своем гребне. Василь и не опомнился, как обхватил руками голову Марийки и поцеловал девушку в щеку. Поцелуй обжег его. Василь испугался своего порыва, но, взглянув на Марийку, увидел, что она все поняла: восприняла поцелуй как радость спасения, всплеск счастья.

Но радость эта оказалась преждевременной. Уже все гурьбой, одиннадцать — Марийка двенадцатая, — вышли на выпас, который простирался до самого леса, едва проступавшего сквозь белую ленту утреннего тумана. Солнце еще не взошло, только багряная полоса обозначилась на нижнем краю ленты, но она прямо на глазах расплывалась по горизонту.

Партизаны старались идти быстро, но все же устали, то один, то другой спотыкался на выбитой копытами земле. Василь и Марийка шли позади всех.