Белая тигрица

   - Ты меня любишь?

   Я кивнул, потому что рот был закрыт.

   Послышался лязг замка. Нолли соскочила с моих колен и уселась за стол.

   - Кажется, хозяин!

   Хозяин был горбат. Все остальное, включая улыбку, у него было прекрасно. Он был в черном трико, башмаки, куртка и пояс из желтой кожи, волосы русые, глаза серые, спокойные, на сестру не похож ни капли. Кажется, я понял, за что мог ненавидеть его отец: не за уродство, нет, убогих детей обычно жалеют и любят как раз больше всех, а за немыслимую, издевательскую, смесь уродства и красоты. За то, что мог бы стать богом, если б не самая малость: горб на спине! Впрочем, это только моя фантазия.

   Нолли ущипнула меня за рукав. Я понял ее нервный жест. Это был тот самый горбатый акробат, на которого мы так долго смотрели на рыночной площади, и я еще удивлялся, как можно при таком физическом недостатке иметь такую гибкость и силу. Пожалуй, он мог бы стать одним из королевских шутов, если б Эрих Третий, не дай Бог, конечно, приехал бы в Тарлероль и заглянул на рыночную площадь.

   - Если я что-то понимаю, у нас гости, - дружелюбно сказал акробат.

   - Это Мартин и Нолли, - ответила ему откуда-то из дверей сестра, - они сбежали от родителей и теперь скрываются. Пусть поживут у нас немного, ты не против, Ольвин?

   - Я не против.

   - Вот и отлично. Давайте теперь ужинать.

   За столом мы не столько ели, сколько рассматривали друг друга. Я опять поразился, насколько отличались брат и сестра. Он весь был какой-то светлый, ясный, улыбчивый, словно изнутри светился, смотрел прямо, отвечал охотно, верил всему и сразу как человек, который сам никогда не врет. Сестра же была смуглая, серьезная, чем-то своим озабоченная и потому казавшаяся старше всех нас, даже когда смеялась. Поражали волосы, какое-то безумное множество черных волос, собранных на затылке в огромный узел, падающих на плечи, на грудь, на спину, завитушками лежащих на белой скатерти и на ее согнутых локтях...

   - Вообще-то, в городе неспокойно, - заметил Ольвин, - барон Оорл опять что-то не поделил с герцогом, так что его дружина часто наведывается в Тарлероль, и не дай бог подвернуться им под ноги.

   - Барон Оорл? - переспросил я, - тот самый, что отравил покойного короля?

   - Ну, это сплетни. Никто никого не травил. Эрих Второй умер сам от сыпной лихорадки. Да и зачем Оорлу было убивать короля, если он был его любимцем? Ни один герцог не имел столько прав, сколько этот барон. Он и теперь по привычке думает, что ему все позволено. Дождется когда-нибудь...

   - Ну что ж, постараемся не попадаться ему на глаза, - усмехнулся я, - правда, Нолли?

   Она кивнула и откусила горбушку. Изольда подлила ей супа в обмелевшую тарелку.

   - Ешь, детка, ты такая худенькая.

   - Правильно, - согласился я и положил рядом с ней большой кусок пирога, - вот тебе еще.

   - И еще, - сказал Ольвин и подвинул к ней чашку с медом.

   - Мне это нравится! - засмеялась Нолли, - давайте я буду вашей маленькой дочкой?

   - Маленькой сестричкой, - поправил Ольвин.

   Изольда кивнула.

   - У нас, в самом деле, есть маленькая сестричка, и мы по ней очень скучаем.

   - А где же она?

   - Дома.

   - А где ваш дом?

   Хозяева переглянулись и как-то замялись с ответом.

   - А хотите, мы покажем вам завтра город? - спросил Ольвин.

   - Конечно, - сразу закивал я, - мы же ничего тут не знаем.

   Мне тоже поскорей хотелось уйти от щекотливой темы, потому что дальше мог последовать вопрос, где наш дом, и пришлось бы снова врать. И вообще, каждый имеет право на тайну. Мне очень хорошо в этом доме, мне нравится эта старая мебель, этот фасолевый суп, этот разговор ни о чем, эти люди, которые ничего от тебя не требуют, тишина, тиканье часов... и - о, ужас! - это все, что мне нужно для счастья! И это моя тайна. Об этом не узнает даже Нолли. Она считает, что у меня в крови жажда странствий, новых впечатлений, а душа все чего-то ищет... Ищет, черт возьми, кусок, где побольше варенья... вот этот, пожалуй. А теперь бы уснуть, обнять Нолли, уткнуться носом в ее светлые кудряшки и провалиться в сон. А утром мы пойдем осматривать город, будет солнечно и жарко, будет весело, если только не попадемся под горячую руку барону Оорлу или еще кому-нибудь похуже.

   Нолли облизнула ложку с медом и надула щеки.

   - Уф! Я наелась.

   - Показать вам комнату? - спросила Изольда.

   - Давайте сразу договоримся о деньгах, - сказал я.

   Горбун удивленно распахнул чистые серые глаза.

   - Каких еще деньгах?

   - Ну, как же?

   - Я зарабатываю деньги другим способом.

   - Да мы видели...

   - Идемте, - позвала Изольда.

   В комнате, такой же простой и уютной как гостиная, пахнущей деревом, смолой, яблоками и еще неизвестно чем, как только за нами закрылась дверь, Нолли дернула меня за рукав и заговорила сердитым шепотом.

   - Ты с ума сошел? Зачем ты предложил ему деньги?

   - Да что такого?

   - Он же святой, ты разве не понял?

   - Ого!

   - Я серьезно.

   - А если серьезно, то у меня в сумке полный кошелек золотых дорлинов, и я не собираюсь жить за счет бедного акробата, да еще и Богом обиженного.

   - Замолчи, Мартин! Как ты можешь так о нем говорить?!

   - Нолли, детка, если я что-нибудь понимаю, ты в него влюбилась?