Белая тишина

— Обожди, обожди, Пиапон, — откуда-то появился Американ, — да ты что, по жене соскучился? Э-э, друг, говорят, ты еще ни разу не навестил гейш? Да ты мужчина или нет? Там такие есть… Эх, Пиапон, все отдать можно за них! Пойдем, друг, пойдем!

— Никуда я не пойду.

— Жены боишься? Она далеко. Да какой же охотник жены боится? Ладно, пойдем вот к нему. — Американ ткнул в бок торговца, взял за руку Пиапона и повел за собой.

Последние несколько дней Пиапон только по утрам видел Американа, потом он исчезал на целый день и появлялся только в обществе торговцев. Его несколько раз видели в городе с разными знакомыми торговцами. Когда охотники завтракали, обедали и ужинали из одного котла в доме приезжих, среди них не было Американа, говорили, что он ест за одним столиком с торговцем.

Американ привел Пиапона в дом торговца, усадил за низкий столик рядом с хозяином дома, сам развалился на мягких подушках. Он всем своим самодовольным видом словно говорил: смотри, мол, Пиапон, какой я друг торговца, сижу за его столиком, как почетный гость.

Торговец хлопнул в ладоши, и тут же две девушки, мелко семеня маленькими ножками, принесли на подносах еду, склянки с несколькими сортами водки.

— Будь гостем моим, храбрый охотник, — сказал торговец. — Ты друг моего друга, ты и мой друг. Пей, ешь, что хочешь. Это правда, что ты не был у гейш? Ничего, мы ведь мужчины, правда, Американ?

— Зачем же приезжать в Сан-Син, если не переспать с гейшами, — засмеялся Американ.

— Слышу голос храброго мужчины, — прохрипел торговец.

Пили много, Пиапон никогда раньше не пробовал таких вин, которые ему здесь подносили, и он охотно и с наслаждением пил. Поздно вечером Американ куда-то повел его. Пиапон чувствовал, что ноги его заплетаются, пытался идти ровно, но земля уходила у него из-под ног. Придя на место, Американ распорядился, чтобы Пиапона уложили, где надо, и предупредил, что он не знает китайского языка.

А утром Пиапон проснулся в объятиях смугленькой хорошенькой девушки.

— Проснулся, охотник? — улыбнулась она, обнажив красивые ровные зубы.

— Я с тобой спал? — спросил Пиапон.

— Да, а ты не помнишь?

Пиапон ничего не ответил и обнял ее за плечи.

…Потом он сидел в постели и сосал трубку, глядя, как девушка хлопотала возле низенького столика, готовила чай. Она чувствовала его взгляд, оборачивалась и улыбалась своей ласковой улыбкой. Гейша нравилась Пиапону, он любовался ею, ее женственной красотой. Вот она разлила чай в маленькие фарфоровые чашечки, поставила на поднос и поднесла Пиапону. Он взял чашечку, обжигаясь, глотнул густой ароматный чай.

— Ты давно здесь? — спросил он.

— Давно.

— Сколько тебе лет?

Девушка усмехнулась.

— Скоро мне отсюда уходить. Старая я.

— А сколько?

— Скажу — ты больше не захочешь ко мне прийти.

— Я приду к тебе! — неожиданно для самого себя воскликнул Пиапон.

Девушка опустилась на колени перед Пиапоном, и Пиапон, отставив чашечку, взял гейшу на руки, как берут малых детей.

— Какая ты маленькая, худенькая. Тебя плохо кормят?

— Нет. Нам нельзя толстеть: растолстеешь — тоже придется уходить.

— Какие-то непонятные у вас законы. А как ты сюда попала?

— Родители продали, они бедняки…

— Как это продали? Дочь свою родную продали?

— Да.

Пиапон глядел в чистые черные глаза девушки — нет, эти глаза не могли врать! Значит, правда, что отец продал ее, чтобы прокормить ее братьев и сестер. Если опять настанут трудные дни, может продать и другую дочь…

Пиапон осторожно опустил девушку на постель. Продать свою дочь! В какой нужде надо находиться, чтобы продать родную дочь, заранее зная, кем она станет и чем будет заниматься. Нет, Пиапон не может понять такого отца, не может простить его! Это не мужчина, настоящий мужчина должен бороться до конца! Пусть будет нужда, пусть будет голод, мороз и пурга, медведь и тигр, вода и огонь — все равно мужчина должен бороться. На то он и родился мужчиной!

Пиапон вскочил на ноги.

— Что с тобой? Охотник мой, что с тобой?

— Дрянь, а не отец у тебя! Он не мужчина!

— Не говори так! — вдруг закричала девушка. — Не говори так! Он хороший, он хороший, он хороший!

Девушка уткнулась в подушку и зарыдала, ее худенькие плечики тряслись, точно в лихорадке, все ее тело била крупная дрожь.

Вдруг постучали в дверь. Гейша встрепенулась и закричала:

— Я занята!

Потом она села, все еще всхлипывая, стала переплетать красивую толстую косу.

— Мне нельзя плакать, тоже могут выгнать, — сказала она. — Ты не скажешь, что я плакала?

Пиапон молча кивнул головой и подумал: «Это ведь тоже работа. Сколько, оказывается, на земле непонятных работ! Ей надо быть всегда красивой, ловкой, нежной, она должна всегда нравиться мужчине. Тоже работа! А что бы она могла делать? Такая тонкая, маленькая, хрупкая. Замуж ее уже не возьмут. Какой еще работой она станет добывать себе пропитание?»

Пиапон собрался уходить, но гейша схватила его за руку.

— Подожди, немного подожди. Ты полюби меня, и я опять стану красивой.

Нет, Пиапон уже не мог любить это нежное существо, он мог ее только жалеть. Да, жалеть! Он прижал к себе ее красивую головку, поцеловал в лоб.