Белая тишина

«Чтобы заниматься другими промыслами, гольды должны научиться рационально тратить время», — рассуждал он. В каждом стойбище он устанавливал наблюдение за охотниками, тщательно, по часам записывал их световой день. В Нярги следил за Пиапоном. За четыре дня Пиапон только дважды выезжал на рыбную ловлю, остальное время лежал на нарах, дремал, курил, баловался с внуком, даже не ремонтировал сети и орудия охоты.

Валерий Вениаминович несколько раз пытался с ним побеседовать, но Пиапон оказался крайне неразговорчивым человеком. Сегодня Пиапон наконец-то забрался под амбар и в тени вырезал из коры бархатного дерева поплавки для сети.

Ломакин около часа сидел возле него, но разговор между ним и Пиапоном не завязывался: Пиапон все еще чувствовал сильную боль в затылке, и от этого временами темнело в глазах.

— Скажи, мог бы ты сейчас какой-нибудь работой заработать деньги? — наконец задал Ломакин свой коронный вопрос.

— Нет, — ответил Пиапон.

— Но как же? Мог бы пойти к русским, пилить дрова, например.

— Нет.

— Вот сейчас затопило луга, сена трудно заготовить крестьянам. Мог бы пойти косить?

— Я, нет.

— Почему?

— Не умею.

«Какой надоедливый, как муха, которая не дает спать, — подумал Пиапон. — Грамотный человек, а душу человеческую не понимает. Кроме болезни, у меня душа не лежит сено косить, понимаешь?»

«Целыми днями лежит, а такой здоровый, — думал Ломакин. — Эх, матушка лень! А подойдет осенью кета, тогда проснешься, тогда глаз не сомкнешь. Научить тебя надо каждый день трудиться. Но какая тебе работа подойдет — бог его знает».

Еще с полчаса продолжалась эта странная беседа и прервалась только с появлением нового гостя. Пиапон сидел спиной к берегу и потому не заметил, как пристала напротив его дома просмоленная остроносая лодка с одним гребцом. Гребец подтянул лодку и направился в дом Пиапона. Собаки, бросившиеся ему навстречу, завиляли хвостами.

— Ах вы, разбойники, что же вы такие худые! — сказал приезжий хрипловатым голосом. — Хозяин не кормит?

Пиапон, услышав этот голос, обернулся и вылез из-под амбара.

— Здравствуй, Пиапон, все еще хандришь? — сразу стал допрашивать гость. — Митрофан велел кланяться, отец его тоже.

— Здоровы они все? — спросил Пиапон, пожимая руку приезжему.

— Здоровы, все здоровы, и дети, и телята, и поросята, — но тут гость заметил выползавшего из-под амбара Ломакина и замолчал.

— Всегда приятно встретить русского в гольдских стойбищах, — сказал Ломакин, подавая руку.

Приезжий протянул руку и спросил:

— С кем имею честь разговаривать?

— Ломакин Валерий Вениаминович, приват-доцент Дальновосточного института. А вы, видно, тоже по служебным делам?

— Глотов Павел Григорьевич, пока без службы, но с осени собираюсь здесь открыть школу.

— Благородное дело собираетесь делать, сударь.

— Только собираюсь, но что из этого благородства выйдет — не знаю.

— Да, да, школы в стойбищах весьма трудная проблема, я бы сказал, даже труднейшая. Вы, конечно, имеете опыт работы в инородческих школах?

— Представьте, нет.

— Значит, вы первый год будете работать?

— Совершенно верно.

— Но вы раньше работали в…

— Не пришлось, не работал я в школах.

Ломакин удивленно смотрел в серые, улыбчивые глаза Глотова.

— Не удивляйтесь, господин приват-доцент, — продолжал Глотов, — так уж вышло в жизни.

— Да, да, время такое не постоянное, господин учитель, — растерянно проговорил Валерий Вениаминович.

Пиапон воспользовался наступившей паузой и пригласил гостей в дом, Дярикта накормила их обедом, напоила чаем. После обеда гости Пиапона разговорились.

— Вам придется очень трудно, Павел Григорьевич, — продолжал Ломакин начатый за столиком разговор. — В основном из-за денежных средств будете испытывать трудности. Сколько школ закрывали из-за отсутствия средств. Вот у меня статистика некоторая, — Ломакин достал из кармана записную книжку. — Видите ли, у меня тут некоторые данные, всегда под рукой. Так вот, в 1906 году закрыты школы в Нижних Халбах, в Вознесенском, в 1909 году в Троицком, в этом же году закрыли в Диппах из-за оспы, умерло девять детей.

— Могу дополнить, в прошлом году закрыли школу в Болони, — сказал Глотов.

— Да, да. А еще трудность, охотники весьма неохотно отдают детей в школу.

— Специально по этому делу приезжаю сюда.

— Вы разве рядом живете?

— Совсем рядом, в Малмыже. Езжу на своей лодке, и за это меня прозвали… Как меня прозвали, Пиапон?

— Кунгас, — улыбнулся Пиапон.

Вскоре Ломакин раскланялся и вышел из дома. Пиапон усмехнулся и сказал, что не встречал еще такого странного русского, как этот Ломакин. Потом между ним и Глотовым пошел разговор об учениках, которые будут заниматься в школе.

— Я тебе говорил, Кунгас, — сказал Пиапон. — Учи детей летом, летом они все дома, нечего им делать, и учиться охотно будут. Потом тебе надо учиться по-нанайски говорить.