Белая церковь. Мосты

Между тем приближение летней кампании требовало возвращения светлейшего в действующую армию. Проводив его в начале мая, государыня тут же, через несколько дней, переехала в Царское Село. Хотя было еще холодновато, она знала, что на природе легче преодолеть тоску, которая ее всегда охватывала после отъезда князя. К тому же, хоть она и государыня и самодержица всея Руси, Екатерина отлично знала цену мелким хлопотам, связанным с переездом. Поначалу кажется, что ты утонул в них и больше никогда не выплывешь, но наступает день, когда они тебя отпускают и, к своему удивлению, обнаруживаешь, что за мелкими хлопотами ты и сам успокоился и многое из того, что представлялось неразрешимым, очень даже просто может быть улажено.

К середине мая вдруг потеплело. В течение одной недели набухли почки, начали зеленеть газоны в дворцовом парке, и однажды в полдень, гуляя со своей любимой болонкой по аллеям, государыня опять оказалась лицом к лицу с тем красавцем ротмистром. На этот раз непохоже было, что встреча была кем-то подстроена. Ротмистр куда-то бежал по делам службы и в спешке чуть не сбил ее с ног.

Растерявшись, он отдал честь, после чего раскраснелся так, что казалось, его вот-вот хватит удар.

— Простите, ваше вели…

— Ничего, пустое, — сказала государыня, спокойно продолжая свой путь, успев, правда, при этом удивиться его ресницам. Ну зачем ему, боевому офицеру, такие большие, как метелки, ресницы! Ну мужское ли это дело, могут ли они украсить истинного воина?! Спору нет, может, где-нибудь при других дворах такие ресницы и имели бы успех, но это не в ее вкусе. Увы…

Возвращаясь с прогулки, государыня свернула к дому Нарышкиной, которая только накануне переехала в Царское. Заглянула на минутку, чтобы посмотреть, как устроилась ее старая приятельница. Анна Никитична, совершенно осчастливленная посещением, тут же подала Екатерине чаю и, угадав нюхом старой придворной интриганки, чего от нее ждут, начала издалека:

— Уж что творится вокруг, ваше величество, что творится! Поначалу я ушам своим не поверила! Причем ведь мало сказать — молодо-зелено, она же совсем еще ребенок! Мы, признаться, даже удивились про себя, когда вы, по своей доброте, в столь юном возрасте пожаловали ее фрейлиной. Кто бы мог тогда подумать, что эта бабочка с глазами горной косули…

— Да вы о ком, душа моя, поете-то?

— О княжне Щербатовой.

— Разве за ней было замечено что-нибудь предосудительное? — спросила государыня спокойно, но ее напудренные ноздри начали воинственно хватать воздух. Длинные заходы, которые Нарышкина заготовила, мигом улетучились, и, ссутулившись, точно ей предстояло ступать по очень тонкому и хрупкому льду, Анна Никитична пролепетала как можно слаще:

— Я, правда, сама не видела, но говорят, они с вашим воспитанником в дальних аллеях парка с утра до вечера… Говорят, — добавила Нарышкина совсем тихо, — она от него без ума!

Екатерина вдруг расхохоталась, причем смеялась она так заразительно и громко, как это могут себе позволить только государи в своих столицах, да еще, пожалуй, пастухи в глухих горах.

— Ну, — сказала Екатерина, — рассмешила ты меня, право, рассмешила…

— Но, ваше величество, — стояла на своем Нарышкина, — говорят, и сам воспитанник небезразличен…

— К чему небезразличен? — строго спросила государыня.

— Ну не знаю, во всяком случае, так говорят…

— Для того чтобы быть небезразличным, — внушительно сказала государыня, — сначала нужен предмет, к которому можно будет свое небезразличие афишировать.

Допив свой чай и пригрозив хозяйке отдать ее в руки Шешковскому за роспуск сплетен о ее дворе, государыня попрощалась и ушла. И хотя вышла она в прекрасном расположении духа и идти было недалеко, к себе она вернулась усталой, задумчивой. Сашу Мамонова, еще недавно никому не известного майора, раскопал в армии сам Потемкин. Он выбрал его главным образом за привлекательность и добрый, покладистый характер. Государыня полюбила его всем сердцем, чуть ли не на второй после сближения день сделала генералом, хотя что-то он быстро начал к ней остывать. Какие-то подозрения и у нее самой были, временами ей казалось, что она с кем-то делит его добрую натуру, но нет, нет и тысячу раз нет. Если во всем копаться, если всему верить, настанет день, когда и жить не захочешь. В конце концов, мужчина есть мужчина. Сама природа предоставила ему большую, чем женщине, свободу действия.

На следующее утро, вызвав князя Барятинского, государыня распорядилась по случаю переезда в летнюю резиденцию отпустить на трое суток всю мужскую часть двора, выдав им внеочередное жалованье в виде наградных. Трудно описать восторг, вызванный этим распоряжением. Хорошо ли, плохо ли, но почти вся знать тогдашнего Петербурга была одолеваема страстью к кабакам.