Белая ведьма, черные чары

Завернувшись в полотенце, я глянула в зеркало оценивающим взглядом. Не так уж плохо, если не считать стойких кругов под глазами. Не так уж плохо для женщины, которая два раза подряд получила хорошую трепку от баньши.

За дверью послышался треск крыльев пикси и неуверенное: «Рэйчел?»

Полотенце соскользнуло, когда я стала искать косметический амулет.

— Очень смешно, Дженкс. Я могла поскользнуться и череп себе разбить. — Гуденье крыльев стало громче, и я поддернула полотенце повыше с криком: — Дженкс, я не просила заходить!

Крылья у него стали ярко-красными, он повернулся спиной.

— Извини, но… я думал, тебе надо знать, что там Маршал пришел, — сказал он извиняющимся тоном.

Меня обдало ледяной струей паники, я крепче вцепилась в полотенце.

— Гони его отсюда, Дженкс! — почти прошипела я. — Я же под бойкотом!

Пикси оглянулся через плечо, потом повернулся в воздухе ко мне.

— Я думаю, он уже знает. И он хочет говорить с тобой, Рейч. Ты прости, но он зол как черт.

Ну да, я же под бойкотом, и Маршал вряд ли пришел подержать меня за ручку и сказать, что он все исправит. Я ему говорила, что я белая колдунья, я и была белой колдуньей, но теперь…

— Скажи ему, чтобы он уходил. — Я, честно говоря, струсила. — Скажи, пусть уйдет, пока его никто не узнал, что он здесь, и ему тоже не объявлен бойкот.

Но пикси только покачал головой:

— Нет. Имеет право поговорить с тобой лично.

Я сделала глубокий вдох, чувствуя, как начинает болеть голова. Ничего себе развлечение обещается.

Обернувшись к зеркалу, я стала расчесывать волосы, а Дженкс ждал ответа, скрестив руки на груди. Щетка застряла в волосах, я с досады стукнула ей по подзеркальнику.

— Через три минуты выйду, — сказала я, чтобы он ушел.

Он кивнул, опустился к полу, блеснул вспышкой света и улетел.

Белье у меня лежало в сушилке, домашняя кофта — на большой ванне. Моя ванная — это была облагороженная прачечная, но это удобнее, чем использовать другую ванную совместно с Айви. Кроме того, у меня почти всегда чистые джинсы прямо из сушилки. Зато носков нет, подумала я, последний раз пройдясь щеткой по мокрым волосам.

Я тихо приоткрыла дверь и осторожно выглянула в коридор. По сравнению с влажной атмосферой ванной здесь было прохладно, и пахло свежим кофе. Тихими шагами, босиком, я добралась до кухни — Маршал сидел там спиной ко мне. Меня он даже краем глаза не видел, и я остановилась в нерешительности.

Он с отсутствующим видом — быть может, просто глубоко задумался — глядел на грязноватый пол, где раньше стоял холодильник. Думал, наверное, что случилось. Длинные ноги он засунул под стол, солнце играло на коротких курчавых волосах. Да, нелегко мне придется. Я вполне понимаю его право на меня злиться. Я ему сказала, что я белая колдунья, и он мне поверил. Общество же говорит иное.

Я собралась и решительно вошла в кухню.

— Привет!

Маршал вытащил ноги из-под стола, обернулся.

— Ох, ты меня напугала, — сказал он, глядя большими глазами и слегка покраснев. — Я думал, ты минут через десять появишься.

Улыбнувшись едва заметно, я поискала, за чем бы тут спрятаться, но между нами было только пустое пространство. Опустевшее.

— Кофе хочешь?

Я взяла два новых пенопластовых стакана, они скрипнули. Маршал молчал, пока я наливала кофе. Молчал, когда я поставила один перед ним.

— Мне жаль, что так вышло, — начала я, отступая так, чтобы нас разделял кухонный стол. Почти со страхом отпила из своего стакана. Горячая горечь полилась в рот. Собравшись с духом, я поставила стакан рядом с мойкой:

— Маршал…

Он посмотрел мне в глаза, прерывая мою речь. Взгляд у него был не сердитый. Не печальный. Просто пустой.

— Дай я скажу одну вещь, а потом я уйду, — сказал он. — Я думаю, что имею на это право.

Я сложила руки на животе. Там болело.

— Я добьюсь, чтобы бойкот сняли, — заявила я. — Ты же знаешь, что это ошибка, я не черная колдунья.

— Когда я заходил сегодня в секретариат насчет твоих занятий, пришел мой супервизор. Он мне сказал, чтобы я больше с тобой не виделся. — Он говорил, отрубая каждую фразу. — Смешно.

Смешно, он сказал. Но физиономия у него была мрачная.

— Маршал…

— Я не люблю, когда мне говорят, что мне делать и чего не делать.

Это уже прозвучало со злостью.

— Маршал, прошу тебя.

Широкая грудь Маршала поднялась и опустилась. Он смотрел мимо меня, в заснеженный сад.

— Ты об этом не волнуйся. — Снова вернувшись взглядом в кухню, он полез в задний карман джинсов. — Вот твой чек. Они его обналичат разве что после ливня в безвременье.

Я сглотнула слюну, уставилась на конверт, взяла его с таким чувством, будто все это не на самом деле. Он был тяжелее, чем я ожидала, и я заглянула внутрь. У меня глаза на лоб полезли.

— Два билета на вечер на верхнем этаже Кэрью-тауэр? — Я была поражена, что у него они вообще есть, уж тем более тем, что он отдает их мне. — Зачем?

Маршал скривился, глядя в пол.