Белая весна

– Киру я оставила со старшим конюхом. Он ее покатает пока по кругу. Рано ей что-то серьезное.

– А вам?

– Буран не возражает, – коснулась красиво изогнутой шеи Анна.

– Против чего – не возражает?

– Покататься.

Анна чуть шевельнула поводьями, и конь сорвался с места, полетел, словно птица, под восхищенный Гошкин визг, под женский смех… где она так научилась?

Это ведь не в деревне! Если на крестьянских лошадках охлюпкой ездить, такому не научишься! Вот на что угодно Боря сейчас готов был спорить, что Анне и выездка по плечу, и конкур…

* * *

Полчаса.

Потом Анна отправила промерзшего Гошку в маленькое кафе вместе с Кирой. На пару.

Пить чай, лопать удивительно вкусные булочки с корицей, отогреваться. Дети не возражали.

Полчаса – это много на лошади для новичка. А Василий Иванович не удержался. Кивнул Анне:

– Можете показать класс?

Анна только плечами пожала:

– Буран?

Вот чем хотите мог Боря поклясться, что конь… кивнул?

И они показали класс! Буран легко брал препятствия, летел над покрытием, словно птица, Анна даже не замечала их. Словно слилась в единое целое с конем. И не мешала.

Главное, не мешала. Отдавалась бешеной скачке так, словно это была любовь. Сколько Боря ни смотрел, Анна ни разу не коснулась боков коня каблуками. Не пришпорила, не поторопила.

Буран делал то, что хотел, но Анна хотела того же. И вместе они составляли потрясающую пару.

– Вот спорить готов, она и выездку может. Охренеть, мы людей годами учим, а она…

Борис Викторович только плечами пожал:

– Анна у меня много чего умеет.

Анна.

У меня.

И почему-то эти слова звучат очень правильно. Идеально правильно.

* * *

– Аня, офигеть!

– Мам, ты была, как эти… китавры!

– Кен-тав-ры, Гоша.

– Вот! Они самые! Кен-тав-ры!

Анна улыбнулась.

Приятно видеть восхищение в глазах своего ребенка.

– Ты тоже так научишься.

– Правда?

– Мы сюда будем часто ездить, – пообещал Борис Викторович.

Они всласть накатались, пообедали в ресторане, купили детям по несколько игрушек, посмотрели фильм в небольшом частном кинотеатре и возвращались домой довольные до безумия.

День получился действительно замечательный.

И за все это время Борис Викторович ни разу не вспомнил о Лизе. Вот ни разу.

Ни на пять минут, ни на секунду…

Наваждение какое-то! Но ведь полное ощущение, что это был день, проведенный с семьей! И от себя правду скрывать получается все хуже и хуже.

Да, семья…

Валежный. Сарск

– Сколько сейчас у нас людей?

– У нас восемнадцать тысяч человек. У Логинова двадцать две, но там еще корпус Алексеева.

– А у Калинина?

– Порядка шестидесяти тысяч.

Валежный помрачнел.

Да, это много. Это очень много, но бить их все равно надо.

– Есть телеграмма от Изюмского.

– Давай сюда.

Телеграмма Валежного порадовала.

Изюмский писал, что напал на Зараево, отбил его у Комитета Освобождения (жаль, поймать комитетчиков не удалось, очень быстро бежали), и он готов двигаться дальше. Людей у него немного, всего тысячи полторы, но если он захочет…

Если Валежный поможет…

Валежный тоже хотел помочь. И сейчас мог это сделать. Вольная была в его руках.

– Телеграфируй Логинову. Пусть поделится.

Армейские склады – штука такая… с них не одну армию обрядить можно – шесть! Если, конечно, как следует потрясти интенданта.

Окрестности Хормеля, Русина

– Братия! Нам великий шанс выпал! Ежели падет Русина, станет свободной наша волость! Станет возможной наша воля! Сами решать будем! Свое государство построим! Вольности ждут! За них бороться будем, братия!

Говорящий взмахнул папахой и спрыгнул с телеги.

Его проводил гром аплодисментов, но мужчина, не обращая на них внимания, подошел к ближайшему костру, уселся, ловко вынул из костра головешку и прикурил папироску.

– Хорошо…

Вино и спиртные напитки он на дух не переносил. А вот табачком побаловаться любил.

– Никон Иваныч?

Рядом опустился парень лет двадцати, уставился на обожаемого вождя глазами преданной собаки.

– Чего тебе, Сенька?

– Никон Иваныч, неужто вольности дождемся?

Мужчина затянулся еще раз. Помолчал немного. И ответил – рассудительно, взвешенно:

– Вольность, Сенька, просто так не дается. Ее с боя брать приходится, как предки наши воевали, как жизнями платили, чтобы их дети выжили. Так и мы…

– Так мы ж завсегда готовы!

– Оно так. Но мыслю я, Сеня, другое. Валежный на Звенигород пойдет, это понятно.

Сене это тоже было понятно.

– Пламенный умирать не хочет. Но и войска у него сейчас никакие. После фереев, после Сарска, после Ас-Дархана… нет, с Валежным впрямую и я сойтись побоюсь.

– Вы?!

В глазах Сени было тесно изумлению. Как?! Обожаемый вождь, легендарный уже Папаша, кого-то боится? Да быть такого не может!

– Я, Сеня. Я. Ты учти, на тигра тоже в одиночку не охотятся. Подготовка нужна, а без того завалит тебя кошка полосатая…

Сеня закивал. Понял.

– А тогда как же…

– Думаешь, я своих братьев под пули погоню, чтобы Пламенный себе кусок урвал?

– Нет…

– И на Пламенного не пойду. Валежный коли придет, так о вольности и сказать будет страшно. Вояка же! Он свой порядок наведет!

Сеня и с этим не спорил. А что? Папаша всегда прав! Даже если небо на землю падать будет!