Прямо он виноват не был. А косвенно… так половину Русины возненавидеть можно. К тому же Ураган рассказывал о том, как тяжело сейчас в Звенигороде, как там воруют, как он пытается навести порядок, как они с Тигром закупили зерно, потому что ожидают голод…
Для этого синдрома никакого Стокгольма не придумали. Потому что Ида действительно понимала Константина. И сочувствовала.
Она не могла сказать, что безумно его любит. Но… были тепло, приязнь, понимание, уважение. И что им понадобится для перерождения в любовь?
Горели свечи, создавая доверительную атмосферу, за окном сгущались сумерки, мужчина и женщина сидели в гостиной…
Ида обещала подождать.
До зимы.
И весточки от сестры, и весточки от Константина, который возвращался в Русину. И обещал писать. Не каждый день, нет. Но хотя бы раз в десять дней, потому что сил не было совершенно. Он ведь не груши там околачивает, а сейчас приедет – и по уши в работе. Но он напишет, обязательно напишет. И о том, что происходит в Русине, и о себе…
Жом Константин откланялся в приличествующее время.
А Ида поднялась наверх и долго плакала в подушку. Вот ведь… как ее только угораздило?
Но сердцу не прикажешь.
Наутро глаза у нее были красными от слез.
А губы опухли… ладно, и от слез – тоже. Но не только. Ничего большего Константин себе не позволил, но уж пару-то поцелуев? Можно?
Можно…
Ида собиралась ждать. Писем, Яну, Константина, новостей… И как же мучительно было это ожидание.
– Сенька! Где тебя нечисть носит?!
Рев Папаши пронесся над двором, словно боевой клич раненного в зад слона. Все на миг замерли, а потом задвигались вдвое быстрее. В том числе и сам виновник.
– Папаша, здесь я!
– Здесь он… – Никон, не особо стесняясь, ухватил родственничка за ухо. – Я тебе кричу-кричу, а ты… опять на сеновал шлялся? К Лидке?
– Да я…
– Смотри у меня! Ту шалаву вся братва переваляла, потом не вылечишься!
– Я не…
– Все вы не. А потом у баб пуза́ растут!
Никон ворчал уже без души, так, для профилактики. Надо ж молодежь учить?
Надо!
– Пошли, Сенька.
– Куды, Папаша?
– Туды. – Никон ухо отпустил и, неожиданно для Сеньки, одернул на том гимнастерку. – Вот так… и воротник поправь… фу! Ты шею хоть иногда моешь?
– А то как же, Папаша! Вчерась!
– Врешь ты все. Ладно, Сенька, такая для тебя боевая задача. Возьмешь десяток хлопцев и прокатишься до Исона.
– Хорошо. А зачем?
Подзатыльник вышел увесистым. У Сеньки аж в ушах зазвенело.
– За надом! Проедешься, посмотришь, нет ли нарушителей, подорожные поспрашиваешь, ежели кого встретишь… по ситуации разберешься. Пора тебя потихоньку приучать людьми командовать.
– Меня, Папаша?!
– Тебя, а то кого ж? Ты малый неглупый, разберешься.
А еще сестра твоя за тебя просила. Хорошо так просила, активно, всю ночь упрашивала… Никон вспомнил белеющие в полумраке обильные Валькины телеса и аж слюну сглотнул. Вот бы опять туда, в спаленку. И чтобы баба ласковая, и кувшин с подогретым вином…
Сеновал – он в шестнадцать хорош. А на четвертом десятке комфорта хочется. Уюта…
Ладно. О приятном потом. А сейчас пошли, Сенька. Покажу тебя людям, поставлю над десятком старшим и задание еще раз повторю. Для всех уже.
Пора тебя выводить в люди…
Сенька… хотя какой он теперь Сенька? Он теперича Семен Игнатьевич, во! И все равно он был неприлично счастлив!
Папаша его заметил!
Понял, что Сеня умный, что Сеня на многое способен. Что Сеня справится и с десятком. А там и с сотней справится!
И с полком…
Сеня видел это как наяву, перед его мысленным взором проплывали яркие картины. Вот он, чуточку постарше, лет двадцати пяти, весь в отглаженной форме, начищенных сапогах, с тонкими усиками (видел он у одного тора, ох и авантажно получается!), подходит к Папаше, и рапортует:
Сверкали в видении и медали, и ордена. Бряцало наградное оружие, улыбались пленительные чернобровые красавицы. Не «эй ты, Сенька, подь сюды!», а герой! Бравый командир, каких мало!
Понимать надо!
Дайте только время! А шанс Папаша ему уже дал! И десяток счастливчиков под начало! Ух, развернемся теперь! Заживем!
Десяток Сеньке понравился, сразу видно, ребята лихие, ни Творца, ни Хеллу не боятся, огни и воды прошли. И верно. Никон Иванович специально таких подбирал для родственничка. Чтобы, случись что, они сами действовали. Чтобы опытные были.
А то командир зелень ранняя, да еще и солдаты ничего в службе не смыслят? Считай, приговор…