Белая вода

— И как он? — спросил Римо.

— Умеет ездить верхом, метать лассо и гоняться за белыми девчонками, но пока что вряд ли годится на большее. Все еще таит на тебя обиду. Насколько я могу судить.

Римо открыл заднюю дверцу. Оттуда вышла девушка с такими солнечными волосами, каких Санни Джой Ром в жизни не видал.

— Ну а это его маленькая сестренка, — сказал Римо.

Санни Джой снял свою широкополую стетсоновскую шляпу и потер бровь — от удивления и от пота.

— Ты все тот же Джонни Яблочное Семя, Римо, да?

— Мне нужно ее спрятать. — Тон Римо стал серьезным.

— Надолго?

— Не знаю.

Санни Джой задумался.

— Эта девочка пережила такое, что лучше оставить несказанным, — вмешался в разговор Чиун.

Санни Джой посмотрел на девушку с глубокими карими глазами и перевел взгляд на Римо.

— Вот что я тебе скажу, — произнес он наконец. — Мне уже немало лет. Ты поменяешь мне колесо — и по рукам.

И они ударили по рукам.

А пока Римо менял колесо, Санни Джой склонился над своей внучкой.

— Как тебя зовут, златовласка?

Она посмотрела на него с растущим любопытством.

— Фрейя.

— Что это за имя такое, черт возьми?

— Так назвала ее мать, — отозвался Римо.

— А где она?

— В багажнике, завернутая в простыню.

— Похоже, у нас сразу будет и радость встречи, и похороны.

Повернувшись к Чиуну Санни Джой спросил:

— Стоит ли спрашивать, что все это значит?

Взглянув на Римо, возившегося с колесом, Чиун сказал:

— Нет. Не спрашивай. Не спрашивай никогда.

* * *

Похороны были простыми. Над песчаной могилой сказали несколько слов, и это было все. Не было знака над могильным холмом и не было слез. Слишком силен был удар, чтобы были слезы. Они придут потом. Солнце в молчании клонилось к закату, и тени от канделябров кактусов становились длиннее — черные тени горя.

Когда все закончилось, Римо один ушел в красную песчаниковую пустыню, и каждый понимал, что идти за ним не надо.

* * *

Вернулся он через три дня с таким обгоревшим лицом, какого Чиун у него никогда раньше не видел.

Фрейя позволила своему старшему брату Виннеру показать, что такое индейская борьба. У Виннера было докрасна загорелое лицо и волосы, как у Фрейи, только сильно выгоревшие на солнце. На этом их сходство заканчивалось.

— Он борется лишь вполсилы, — сказал Римо Чиуну.

Чиун кивнул.

Через мгновение Виннер лежал на спине, ругаясь в высокое небо.

Губы Римо чуть раскрылись в улыбке — наполовину удивленной, наполовину довольной.

— Я знал, что они поладят.

— Только ты, Римо, мог родить сына, который дал победить себя девчонке, — фыркнул Чиун.

— Может быть, я породил дочь, которая может победить каждого. Кажется мне, что в ней больше крови Сан Он Джо, чем в нем.

Чиун скорчил недовольную гримасу, но в его глазах сверкнули огоньки тайной гордости.

— Были ли какие-нибудь признаки Кали, пока я отсутствовал?

— Нет Дух демона нашел себе иной сосуд, в котором снова вернется терзать нас когда-нибудь.

— Ты со Смитом говорил?

Чиун кивнул.

— Безбожные канадцы запросили мира.

Римо отвернулся, чтобы не смотреть, как Фрейя выворачивает Виннеру большой палец из сустава. Виннер взвыл. Ботинки из страусовой кожи заколотили по камням пустыни.

— Как это произошло?

— Я информировал Императора Смита о судьбе копта и этого канадского рыботорговца. Смит сообщил Орлиному Трону, а Президент поделился новостью с Лордом Канады. Этого было достаточно, чтобы охладить порыв канадцев к войне и рыбе. Моря снова спокойны, и так будет, пока снова не ввергнутся добрые рыбаки в пучину алчности.

— Хорошо. Я собираюсь остаться здесь немного с детишками.

— А я буду жить со своими ошибками, которые так глубоко ранили тебя, сын мой, — горько ответил Чиун.

— Я похоронил прошлое в пустыне, Чиун. Все теперь позади. Забудь об этом. Много лет назад я любил Джильду но этого не должно было быть. Моя жизнь и ее жизнь — они не подходили друг другу. Вот почему она, наверное, забрала Фрейю в Канаду. Она думала, так будет надежнее и наши пути не пересекутся.

Теплый сухой ветер пустыни развевал кустистую бороденку мастера Синанджу. Чиун кивнул головой.

— Тогда не будем больше говорить об этом, — прошептал он.

И Римо направился разнимать детей, пока одному из них его нахальные косточки не разломали, как крекеры.