Белая вода

– Прилетел? – Объёмов, как ни странно, мгновенно вспомнил семейную историю Каролины – вдовы погибшего, точнее, пропавшего без вести шестнадцать лет назад пилота, вместо которого на военном кладбище похоронили манекен в форме майора ВВС Белоруссии. На его пластмассовое лицо ещё положили фотографию растворившегося в небе Лёшки. Героический муж Каролины велел напарнику катапультироваться, а сам увёл самолёт подальше от посёлка в поле с подсолнухами. Люди не пострадали, а вот подсолнухам, наверное, досталось. Но останков Лёшки, если верить Каролине, среди горящих обломков не обнаружили. Дальше пошёл какой-то конспирологический бред про испытание секретного то ли биогравитационного, то ли пространственно-временного оружия.

– Они, – снова прислушалась к происходящему за дверью Каролина, – его ищут. Не могут найти, поэтому хотят через меня.

– Кто? – по инерции уточнил Объёмов. До него дошло, что всё это не игра, а если игра, то с безвыигрышным (для него и Каролины) результатом. Лес рубят – головы летят. Лес почему-то увиделся встревоженному писателю Василию Объёмову не как положено – в виде деревьев, а… в виде обречённо помахивающих головами подсолнухов.

– Наши и… ваши, – с неодобрением посмотрела на Объёмова Каролина, словно на нём лежала доля ответственности за «ваших», которых он, кстати, никогда не считал своими. Напротив, как мог, клеймил и разоблачал в публицистических статьях. Да хотя бы за наплевательское отношение к русскому языку и литературе! Собственно, для того он и притащился на раздолбанном «додже-калибере» из псковской деревни на конференцию в Лиду, чтобы в очередной раз прокричать об их безумном воровстве и беспредельном презрении к народу в… пустоту.

– Войсковая операция? – Объёмова поразило, как быстро и осмысленно он включился в обсуждение невозможного события. – Откуда он прилетел? И… на чём?

И не просто включился. Писатель Василий Объёмов уже опережающе работал с сюжетом. Лёшка в последний момент успел катапультироваться. Приземлился на другом поле. Быстро закопал в землю парашют и… исчез на шестнадцать лет. А сейчас объявился! Естественно, его хотят поймать и допросить. Кто главный свидетель с транзитным статусом соучастника преступления? Естественно, Каролина! Может, они вместе все эти шестнадцать лет шпионили… на Россию, на кого же ещё? Или… на Украину? Это хуже. А я… покрылся холодным потом Объёмов, – ясен пень, связной, хорошо, если не резидент! Но она сказала «ваши», торопливо внёс облегчающее собственную участь уточнение в сюжет: если это совместная с «нашими» войсковая операция, значит, я… не шпион, а соратник! У Белоруссии и России это… как его… Союзное государство! Сволочь, с ненавистью посмотрел на ответно сверлящую его сквозь очки волчьим взглядом Каролину, зачем ты пришла, что тебе надо, зачем впутываешь меня в эту историю?

– Самолёт приземлился на базе вчера ночью на самой дальней, заброшенной полосе, – быстро заговорила Каролина, телепатически уловив невысказанные упрёки Объёмова и сделав правильный вывод, что откровенность – единственное средство удержать его от панического бегства, неотвратимого катапультирования из кровати, а может, и из гостиничного номера. – Радары не засекли, он из какого-то особого материала или чем-то покрыт, не знаю, а так – точная копия того, который разбился. Пастух стадо мимо гнал к ангарам, там вокруг ещё зелёная трава, увидел, рассказал в посёлке. Дети побежали. Потом военные приехали, оцепили, привезли аппаратуру. Везде в кабине – Лёшкины отпечатки пальцев…

– Ты сама-то его видела? – перебил Объёмов.

– Я сразу заметила, что за мной следят. Один злобный такой, с бородой, ты сидел, он в кафе заходил. И про тебя я тоже сначала подумала… А тут дочь позвонила, говорит, на съёмную хату нельзя, уже вычислили…

– Дочь? – Объёмов сам начал удивляться своей памяти. – Из Умани?

– Из Одессы. Я Олеську сразу вызвала, как узнала про самолёт, сказала, чтобы никому ни слова и только на попутках. Если меня возьмут, так хоть она ему поможет. А я потом… С Украиной пока граница без проблем. Они её точно в лицо не знают. Имя до паспорта у неё было – Ольга, а отчество я по деду ей сделала – Андреевна. Фамилия вообще по первому мужу, тоже хохол был, только из Полтавы, и тоже сволочь, другую бабу в дом привёл, стал с ней жить при живой жене. Так что никаких концов.

– Ты его видела? – повторил Объёмов, пытаясь вспомнить, где он недавно слышал про Олеську. Вспомнил! Не слышал, а читал. Объявление с отрывными телефонными хвостиками на фонарном столбе на гостиничной автостоянке: «Олеся. 27 лет. Ахнешь! Звони!»

Уже ахнул, мрачно подумал Объёмов, и… пусть анонимно, но позвонил. Зачем-то спросил:

– Сколько ей лет?

– Что? – удивилась Каролина. – Кому?

– Олеське.

– Тридцать. А… что?

– Убавила, – покачал головой Объёмов.

Они притихли, услышав рассыпчатый каблучный стук по голой коридорной плитке.

В дверь легко, как бросили горсть сухих горошин, постучали.