Сегодня был самый заурядный день, самая заурядная ночь и самый заурядный оргазм. После долгих лет нежности Князь перестал быть моим сексуальным Откровением. Но он всегда стремился сделать для меня лучшее. Теперь же мне бешено хочется высвободиться из его объятий, и я поигрываю пальцами по его телу, наращиваю темп – поскорей бы финал, но Князь умелый противник моего искусства, он предпочитает любить меня долго – вечность. Печаль любви разделенной. Я чувствую его слезы на моем плече. Он научился любить меня беззвучно, а потому со всем состраданием, на кое я способна, я глажу его плечи и ласкаю словами, что не имеют никакого значения для нас. А затем нежно отодвигаюсь в сторону.
– Спасибо, мой дорогой. Дар совершенства – это слишком много для меня.
Князь откидывается на спину, глаза грустны, как у заболевшего младенца.
– Я не заслуживаю тебя.
Нет, почему же, мы друг друга стоим, солдат. У нас похожие глаза, несмотря на разность в цвете, глаза одинокого откровения жизни. Просто ты – хлеб времени, солдат. Рядом со мной лежит постаревший мужчина моей жизни, мучающий сам себя и тоскующий по чарке анисовой. Нам всем необходимо утешение, что давалось бы легко, и было бы бездарно дешево.
Почему Князь? Почему – нет? Он – носитель информации моей плоти, моих интересов.
– Не наговаривай на себя, солдат, – произношу нежно. – Все в порядке. Кроме того, я всегда хочу тебя и не хочу одиночества.
Лгу, конечно, но ему-то приятно.
– Мы все одиноки. В каждый проклятый наш день. Я всегда любил тебя из моего собственного одиночества, Марта. А, впрочем, ты и так знаешь об этом.
Князь произносит все это в стену. Вероятно, не хочет, чтобы я видела его слезы. Или он боится показать мне свое лицо? Я и так затушила все свечи в опочивальне.
В голове истерично всхлипывала флейта влюбленности. Мы – самая романтическая пара Вечности, я прижимаюсь к Князю, поглаживаю его по затылку. Он поворачивается ко мне, ухватывает прядку моих взлохмаченных любовью волос и прижимает к губам. Целует каждый вершок длинной, белой пряди «божественного ветра» (так он издавна зовет мои волосы). Я вжимаюсь животом в простыни. Ночь обещает быть долгой, – Князь никогда не заснет до часов трех утра. Можно опьянеть друг от друга – мы все еще пьянеем. Можно опять погрузиться друг в друга – мы все еще захлебываемся от жадного, не насытимого наслаждения.
Князь смеется. У него красивые губы, крепкие зубы – он тоже из волчьей породы. Седая щетинка усов алчно царапает мою легко раздражимую кожу.
– Ты – любопытница любви, Марта. Иногда ты – прекрасна, очень. Не так умна, как ты сама думаешь, но умнее стократно всех тех баб, которых знавал я в жизни.
Мы вместе уже двадцать три года, а он все еще говорит мне слова нашей первой встречи.
– Умные женщины любят умнее?
Мужчина в моей постели вздыхает.
– Неконтролируемый рост глупых вопросов есть проклятие нашего безумного времени. Кого ты спросила об этом? Я ведь тот, кто проиграл с самого начала, едва встретил тебя.
Взгляд побитого пса. Я – волчьей породы, я не терплю псов, даже верных.
– Когда ты действительно плакал в последний раз, солдат?
Князь ерошит седые волосы.
– Марта, я плачу каждое утро. Монотонность страсти вынуждает меня плакать. Я плакал, когда сгинул «шишечка». Я плакал, когда он умирал у меня на руках. Почему ты спросила?
– Просто так. Ты же знаешь, я-то давно устала от слез. Ущербная, по-видимому. Я же больше вою, до слез ли тут человеческих?
Я вжимаюсь в его тело на страшно широком царском ложе. Белый и седой – серый – вот цвета сих покоев. И, конечно же, красный, мой цвет огня. Он укутал меня в красную мантию, этот седой человек, уверовавший, что обрел во мне первую и последнюю любовь своей жизни.
– Ты часто обманываешь меня, солдат?
Князь массирует затекшую ногу. Что-то неважно он выглядит в последнее время.
– Ну и? Что общего у плотского предательства с любовью, голубка? Ты – безмерна, они – конечны.
Этот мужчина в моей постели – исключение. Это тело, оно отдается мне бесстыдно, так бесстыдно по-волчьи. Эти руки, все еще способные заварить во мне варево наслаждения. Он опять движется во мне с опытностью старого мужчины, знававшего многих женщин. Можно закрыть глаза и отдаться мироощущению алчного клитора и на пару мгновений поверить, что счастье – абсолютно. Но этот одинокий оргазм, это ни с чем не сравнимое чувство сладчайшей боли – оно так преходяще, так преходяще, я хочу большего, только продли все это, продли…
Князь счастлив, он украл мой стон, украл минуту счастья в игре плоти и власти. Мгновение победы. И слишком много мудрости, чтобы осознать скоротечность сего мгновения.
Я устало поднимаюсь с непомерно широкого для страсти ложа. Закрыть окно. Слишком много воздуха набралось в царские покои. Зачем воздух царским покоям?
Ко всем чертям удовольствия! Следует проснуться для будней. Я счастлива, ибо желанна. Мне ведомы Тайны. Пора поднять чарку за меня, за успех и за мужчин, империя коих служит мне, женщине, волчице.