Белая ворона

Юрий Смирнов и сейчас был толстый, но убежал резво — на БАМ с группой московских поэтов и композиторов. Анна Федоровна вспомнила, что видела в местных газетах стихи какого-то Юрия Смирнова, но ей и в голову не пришло, что это тот самый, зевающий на уроках литературы мальчик.

Анна Федоровна несла книжку в руке. Собиралась положить в сумку, но за невеселыми мыслями забыла. Так и шла — в одной руке сумка, в другой книжка.

Раздеваясь в учительской, Анна Федоровна поставила сумку на стул, а брошюрку перекладывала из руки в руку, словно боялась положить, потерять.

— Что это у тебя? — поинтересовалась Зоя Павловна.

— Не знаю.

— Я спрашиваю про книжку, которую ты держишь в руке.

— Не знаю. Я не знаю.

— Как не знаешь? Вот я держу письмо. Мой корреспондент наклеивает только королевские марки. Голубые королевы, желтые, зеленые.

Она показала конверт. Анна Федоровна посмотрела, сказала:

— Да… Извини, мне сейчас не до королев.

— Да я и не собираюсь навязываться со своим письмом.

Но она именно потому и завела разговор о книжке, что хотела поговорить о письме, полученном из Англии. Она показывала в учительской каждое письмо, зачитывала отрывки, в которых английский корреспондент благодарил ее за присланные книги и за помощь в его переводческой деятельности. Майкл Эльберт переводил поэмы Есенина «Анна Снегина» и «Черный человек».

Зоя Павловна пожала плечами, поискала глазами кого-нибудь, с кем можно поделиться удивлением. Но все были заняты, озабоченно отбирали наглядные пособия, переговаривались сухими короткими фразами по делу.

Анна Федоровна вошла в класс, кивнула, не повышая голоса, поздоровалась. Жизнь снова вошла в свою привычную колею. Учительница раскрыла журнал, пробежала взглядом по пустым местам, отметила, кого нет. Не поднимая от журнала головы, глядя на фамилию Юрия Лютикова, сказала:

— Юрий… — И замолчала.

В классе было три Юрия, и все они насторожились, ожидая, кого она вызовет к доске.

— Только не меня! Только не меня! — шутовским шепотом говорил Юрка Лютиков.

— Юрий Смирнов, — сказала Анна Федоровна.

Класс недоуменно замер.

— Меня, что ли? Только я не Юрий. Я Игорь Смирнов.

— Нет, не тебя.

Она подвинула на середину стола желто-голубую книжку.

— Анна Федоровна, вы, наверное, спутали с 9 «Б», — сказала Раиса Русакова. — У бэшников есть Юрий Смирнов. У нас нету.

— Знаю, Русакова. Садись. — Она подняла «Главную улицу». — Эту книжечку стихов мне только что подарил мой бывший ученик. Юрий Смирнов. Если хотите, почитаем ее вместе. Я сама еще не читала.

Класс радостно загалдел.

— Это мы завсегда пожалуйста. Честно! Я люблю стихи. Во!

— Давыдова, иди почитай нам.

— Я? Почему я?

— Ты у нас тоже пишешь стихи. Давай, давай, Давыдова. Мы ждем.

Учительница поторопила девчонку кивком головы и положила книжку на стол. Алена упиралась, но мальчишки и девчонки, жаждущие развлечений, вытолкнули ее из-за парты. Когда Алена шла по проходу, Анна Федоровна подвинула книжку на край стола и словно бы отстранилась от нее.

Алена взяла сборничек.

— Тут предисловие… Читать?

— Все читай.

Алена поправила рукой челочку и начала читать краткую издательскую аннотацию. Анна Федоровна и слушала и не слушала, что читала Алена. Никак не могла сосредоточиться, думала о своей жизни. Вчера вечером в очереди за сыром обругали. А сегодня утром выяснилось, что ученики, которые не получали у нее больше тройки, становятся поэтами.

После аннотации Алена сделала паузу и перешла к стихам.

Анна Федоровна сделала над собой усилие, чтобы не думать о постороннем, стала слушать.

«Вчера, сегодня и завтра я скептиком быть не вправе… Послушайте, юные граждане, сверстники вы мои… Давайте думать о жизни, давайте мечтать о славе, давайте в подвиги верить во имя большой любви».

Первые строки насторожили Анну Федоровну, а девчонка, подхваченная танцующим ритмом, с вдохновением продолжала читать, с удовольствием произнося на конце строк точные рифмы.

«Давайте трудиться для лучшего, для всех на земле полезного. Чтоб солнце всегда сияло — для этого жизни не жаль! Мы дети потока могучего, мы дети «потока железного», и мы ощущаем сердцами, «как закаляется сталь». А если кто не желает, пусть признается сразу. Нечего тут стесняться, во-первых, и во-вторых… Мы с ними не будем нянчиться, вычеркнем по приказу из нашего поколения, из племени молодых».