Белая ворона

Старик захлопнул ноутбук со встроенным папиллографом. Глаза его вдруг сделались ледяными, у рта пролегла жесткая складка.

– Вам лучше не знать, Глеб Аркадьевич, – тихо произнес Караулов. – Ради вашего же блага.

Елене Звоницкий позвонил уже на полпути к Москве.

– Ну что, столичный кавалер, поматросил и бросил? – зазвучал в трубке насмешливый голос госпожи Йоффе.

– Нет, что ты! – испугался Звоницкий. – Просто мне Чадов недвусмысленно намекнул, что, если я сегодня не уеду, у меня будут неприятности. Я подумал, может быть, мы увидимся… ну, к примеру, завтра? Или послезавтра?

Госпожа Йоффе выдержала долгую паузу. Глеб ждал, затаив дыхание.

– Никто не знает, что будет завтра, – наконец ответила Елена Генриховна. – Тем более послезавтра. Но я разрешаю тебе еще раз набрать мой номер. В конце конов, от твоего дома до моего всего два часа езды… Но имей в виду – Маргариту я оставила у себя. Так что на приватность не рассчитывай…

Глеб опустил телефон в карман с таким блаженным лицом, что Яна Казимирова, до того хранившая мрачное молчание, фыркнула:

– Ну хоть кому-то повезло!

Звоницкий включил радио, и оттуда как раз к месту заиграла знакомая песня Булата Окуджавы, обожаемого Глебом еще со студенческих времен:

Ваше благородие, госпожа удача,
Для кого ты добрая, а кому иначе…
Девять граммов в сердце постой, не зови!
Не везет мне в смерти, повезет в любви…

Музыка играла, дорога стелилась под колеса. Впереди Глеба ждало много забот – надо было затевать ремонт в клинике, потом восстанавливать клиентуру… Да, и первым делом надо бы навестить домработницу Варвару Михайловну…

Глеб покосился на Грязного Гарри, который примостился рядом с Яной на заднем сиденье. Одно радует – в результате всех этих событий ветеринар все-таки научился находить общий язык со своей собакой.

– Слушай, юный негодяй… а может, мы все-таки поладим, а? – спросил Глеб.

Яна усмехнулась – она прекрасно знала привычку своего шефа разговаривать с животными.

Грязный Гарри сделал умильную морду и поднял одно ухо.

– Гав?

– И это все, что ты можешь сказать? – притворно огорчился Звоницкий. – Ладно, это все были цветочки… а теперь… Теперь мы всерьез займемся твоим воспитанием.