Белая ворона

Она знала, что лжет. Но даже захоти сказать то, что выпытывал Корсар наказанием, больше похожим на игру, не смогла бы объяснить. В самом деле, на что она злилась? Не на игрушечный же корабль! Ой…

Это уже оказалась лопатка со столика. Маред дернулась, но вырваться было невозможно, и следующий удар, хлесткий, резкий, смешал почти привычное жжение с настоящей болью. Ублюдок! Извращенец…

— Ложь, — спокойно сказал лэрд. — Глупая наглая ложь. И трусливая к тому же. Подумай еще, девочка.

Маред замотала головой. Ох, ладонь, это, оказывается, было совсем не больно. Нет, терпеть можно было и сейчас, но каждый новый удар приходился по уже пылающей коже, и сколько это могло длиться — неизвестно. Но стыд от нарастающего возбуждения был хуже боли — и Маред не выдержала.

— Да не знаю я! — крикнула она, сжимая кулаки. — Вам что, повод нужен для порки? Без него никак? Идите вы к Ллиру! Или куда хотите! На вас я злилась! На вас — довольны?!

— За что?

Ненавистный голос был так же ровен, хоть бы чуть исказился, и Маред почти с наслаждением продолжила, изливая злость, что так долго кипела внутри:

— За все! За все, что вы делаете! Думаете, если купили — так мне это должно нравится? Ненавижу! И вас, и этот дом, и ваши подарки, и заботу клятую! Я же просто игрушка, так? Подарок на день рождения! Как эта… «Катти Сарк»! А я не кукла, я живая! Я не хочу — так! Не могу! Захотели — приласкали, захотели — задрали юбку. Не могу…

Она кричала, выгибаясь под ударами, и не сразу заметила, что они кончились, но остановиться не могла, все еще выкрикивая и не думая об осторожности:

— Ненавижу вас, слышите? И себя! За то, что согласилась. Что сразу вас… к Ллиру не послала! И что теперь… терплю… И за то, что мне это нравится…

Невыносимый жар тек по всему телу, сладко скручивал низ живота, и Маред чувствовала, что плавится в нежеланном вожделении. Ну и пусть!

Монтроз погладил ее по спине и ниже. Очень нежно, кончиками пальцев. И Маред невольно всхлипнула, таким острым прикосновение показалось разгоряченной коже. Не больно, нет, а непонятно как. И если бы еще…

— Вот это уже правда, — ласково сказал Корсар. — В этом и беда, верно, девочка? Ты говори, говори…

Холод на раскаленной — так показалось — коже почти заставил Маред закричать. Сначала от мгновенной боли, потом от невозможного облегчения. Ладони Монтроза очень аккуратно втирали что-то скользкое, бесподобно холодное, и Маред кусала губы, чтобы не податься им навстречу, не попросить… чего?

— Говори, — так же мягко повторил лэрд. — Кричи, если хочешь, плачь. Ты никогда не ругаешься? Напрасно. Нельзя все держать в себе. Но можешь и молчать, конечно. Если так уж боишься.

Прохладный жесткий палец скользнул между ног по ложбинке, погладил ее и проник дальше, в самое укромное… Снова погладил, уже внутри, нажал… Маред заерзала на постели, пытаясь вдохнуть внезапно кончившийся воздух, но тут же вторая рука — снова рука — совсем легонько шлепнула ее по смазанной зельем, вроде уже успокоившейся половинке зада. И воздух вдохнулся — а потом и выдохнулся — с криком. Негромким, больше похожим на всхлип, но молчать было совсем невозможно. Так этот легкий шлепок отдался внутри через ласкающий Маред палец…

— Хватит, — проскулила она, когда дышать стало возможно. — Пожалуйста…

— Мы остановились на ненависти.

Монтроз привстал, потянулся к ее рукам, щелкнув застежкой наручников, и одним движением перевернул Маред на спину? Она закусила губу, ожидая боли, но та куда-то ушла, притихла. Остался только жар, он расплылся по всему телу плавящим его сладким маревом, и кожа чувствовала каждое касание. Грудь, живот, бедра. А под горящим задом была мучительно шершавая простыня…

— Маред?

Лэрд склонился над ней, вгляделся в лицо и удовлетворенно кивнул. Снова заговорил тем же невыносимо спокойным голосом:

— Ненависть, да? И злость. Ты злишься на меня, на себя, на обстоятельства… Злишься, но молчишь. Стараешься быть хорошей девочкой, как тебя учили. Только хорошая и послушная — это очень разные понятия. Согни ноги в коленях.

Что? Он хочет… Маред замотала головой, боясь разомкнуть губы, вцепившись в простыню, комкая ее в пальцах.

Монтроз погладил ее грудь, приласкав соски, провел пальцами к самому низу живота. Снова склонившись, почти лежа на ней, тихо и нежно напомнил:

— Злись, девочка. Сколько хочешь, сколько можешь. Дай себе волю.

Уверенно согнул и развел ее ноги, дернул Маред на себя, поднимая вверх и вперед, укладывая бедрами себе на колени. Прижался к входу в ее женское естество своим, горячим, твердым.

— Ну, говори!

Один толчок — и у Маред перехватило дыхание. Всякое неудобство ниже спины потерялось в ощущении пальцев лэрда, скользнувших по ее пылающей коже, а внутри стало горячо и наполненно.

— Ненавижу, — выдохнула Маред прямо ему в лицо. — Ненавижу… вас…

Еще один толчок, и медленно скольжение назад. И жесткие сильные пальцы держат ее за бедра, не давая уклониться, да уклоняться уже не хочется, потому что внутри разгорается пожар, и затушить его может только одно.

— Знаю, — так же нежно согласился Монтроз. — Говори.

— Тварь… мерзавец… скотина…