–Я долго не могу быть без дела, у меня как будто шило в одном месте, так говорят про таких, как я. Мне постоянно нужно что-то делать, так и время быстрее летит, и интерес, и мысли в голову разные не лезут. А тут, что, сиди, смотри, слушай, что им вообще всем от меня надо? Что они все ко мне цепляются? Я работать хочу, я к моим женщинам хочу, отпустите меня, пожалуйста. Мысленно роптала я. Я чувствовала себя провинившимся школьником, которого поставили в угол и не выпускают гулять на улицу. Наконец-то я дождалась обеденного перерыва.
–Пойдемте в столовую, Зинаида Викторовна.
–Нет, я в машбюро обедаю, я не хожу в столовую.
–Хорошо, тогда жду вас после обеда.
–Можно, я там в машбюро буду работать?
–Что значит, можно? Что за дисциплина? Это теперь ваше рабочее место.
-Ну и чем ты там занималась?
–Мух считала. Сидите, слушайте, вникайте, будете моим заместителем.
–Он что, больной?
–Да он бабник. Как увидит новенькую смазливую женщину, начинает хвостом вилять. Помните, у нас в отделе кадров работала Валентина Павловна, как он перед ней крутился. Каждый день новые рубашки, галстук. Выглаженный ходил с иголочки. А она там мужика какого-то наградила мушками, ее быстро уволили, а он за ней тоже бегал. Потом он мужикам говорил, как хорошо, что я с ней не успел, ой слава Богу.
Тут заходит в машбюро наш начальник. У нас еще и начальник свой был. Мужчина лет 45.
–Тамара, почему ко мне ходят жалуются, что вы не справляетесь с работой, долго бумаги держите.
–А почему у меня людей забирают? Зину Цой перед Новым годом забирал. Сегодня Николай Федосеевич ее забрал, сказал, что она теперь у него работать будет, одна в декретном отпуске. А машинки простаивают. Я не могу никого взять вместо Зины, она у меня числится.
–Хорошо, я разберусь.
Слава Богу, от меня пока все на работе отвязались.
Прихожу с работы домой. Заходит соседка Света.
–Зина, ты умеешь уколы делать?
–Да. Я бабушке своей делала уколы.
Я вспомнила, когда бабушку выписали из больницы, ей нужно было делать уколы. Ей крестная делала. Мы с мамой пришли, крестная говорит: сделай бабушке укол. Я говорю: я не умею. Учись, в жизни нужно всему учиться, в жизни все пригодится. Сначала было так страшно причинять другому боль, особенно родному человеку, а потом я научилась.
–Диме уколы назначили, 2 раза в день, утром и вечером, 10 дней. Я на работе, а он слепой, один не может ходить в поликлинику. Не могла бы ты его проколоть?
–Да запросто, купите все необходимое, там же недолго, буду приходить.
После этого, через 2 недели, Света отблагодарила меня за работу, принесла сгущенку, масло сливочное, конфеты, печенья и чай.
Я случайно, в автобусе, встретила Люду, с которой училась в вечерней школе, я была так рада ее увидеть. Я ее не видела с тех пор, когда она была беременной. Тогда был очень маленький срок. Я все время о ней думала, как сложилась ее судьба. Я ее очень любила, мою рыженькую Люду.
–Сколько лет прошло, как мы не виделись, наверно лет 10?
–Да наверно по более будет.
–Ну и кто у тебя там родился, девочка или мальчик?
–Родилась девочка, но у меня еще и мальчик есть, 5 лет. Мы со Страхом расписались, мать настояла, но не жили, сейчас я замужем за другим.
–Дочка то, красивая?
–Поехали ко мне, сама увидишь. Здесь недалеко.
Зашли, она жила в квартире. А дочка была такая страшненькая, я вспомнила Страха, как она была на него похожа. Я думала, но почему она не похожа на красивую Люду. Зато мальчик был похож на Люду и видимо на отца, он был не рыжий, как Люда, он был немного темноватый, у него были каштановые волосы, голубые глаза, он был такой миленький, такой красивенький, просто как куколка. Я подумала, сколько же он девичьих сердец разобьет, но он об этом еще пока и не догадывается, что его ждет впереди.
Люда приготовила мясо с картошкой в духовке. Она всегда была хорошей хозяйкой. Мы сели за стол кушать. Но было так неприятно, мало того, что ее дочка была такая страшная, она была еще и противная. Она все время дергала своего брата. Сидела и тихонько, скривив губы, обзывала его шепотом, но с особенной интонацией, с ненавистью. Козел! Было видно, что она его сильно ненавидит. Как будто при каждом произношении она давила его как мокрицу. Пока мы сидели она постоянно твердила это слово, от нее шла такая тяжелая энергетика. Мы сидели за столом молча.
Мне так хотелось эту противную девчонку схватить за горло и держать до тех пор, пока она не сдохнет, чтобы она навек замолчала и не обзывала этого милого мальчика, а ее я уже так ненавидела, что даже боялась. Но я терпела, молчала. Мне даже хотелось плакать от злости, что я ничего не могу с ней сделать. А что я могла сделать? Люда молчала, и я молчала потому, что это чужая семья, чужие дети. А Люда молчала, может ей передо мной было неудобно.