Белая ворона (СИ)

О ночи, да. Такой, например, как прошлая. Маред вздрогнула, ее снова окатило стыдом и страхом перед болью, но этот страх неожиданно отрезвил. Значит, просто сунуть ключ-камень на полчаса в вычислитель Монтроза? И все! Можно уйти из особняка, бросить работу… Уехать к морю и переждать на теплом песочке крах лэрда королевского стряпчего, а потом вернуться к новому владельцу. Да это просто мечта! И, главное, не придется делить постель с лэрдом, терпеть его поцелуи, прикосновения, слова… Даже получится себя убедить, что у нее просто не было другого выхода. Получится ведь? Обязательно!

Ключ-камень больно врезался в руку — она слишком стиснула его в ладони. Маред разжала пальцы, позволив белому кусочку металла снова упасть на ее колени.

Как там говорил Корсар? Злись, кричи, только не ври самой себе. Кричать и вправду хотелось. Изнутри поднималась дурная горячая злость, слепя и заставляя забыть о том, что нужно быть милой послушной девочкой. Еще пару дней назад Маред обязательно загнала бы ее внутрь, а потом страдала и мучилась, но вчера она получила слишком хороший урок. Может, и не тот, на который рассчитывал лэрд, но доходчивый.

На мгновение Маред будто глянула на себя со стороны. Она сидит рядом с человеком, который хочет использовать провинциальную дурочку, а потом вышвырнуть за ненадобностью. Хозяева Чисхолма станут ее презирать за то, на что сами и толкнули. Ей дадут работу? Не бывает работников настолько ценных, чтобы простить предательство — спасибо милэрду Монтрозу еще за один урок.

И даже не в этом дело. Как она сама потом будет жить, зная, что погубила человека, не ожидавшего от нее подлости? Чем она тогда лучше Кормака Даффи? Месть? Да какая, к баргесту, месть? Она сама виновата во всем, что с ней случилось. Ее глупость, трусость и слабость!

— Знаете, тьен Чисхолм, — сказала она, стараясь говорить спокойно, хотя внутри звенела тугая, до предела натянутая струна. — Пожалуй, я проживу и без «Корсара». Без конторы, я имею в виду. Слишком дорого мне обойдется место в ней. И не стоит пугать меня камерографиями. Вам известно, что я сирота и вдова. В этом мире нет ни одного человека, которому мой позор причинит боль.

— Не считая вас, — вкрадчиво заметил Чисхолм.

— Не считая меня, — подтвердила Маред. — Но если вы их опубликуете, я обвиню вас. Скажу, что меня похитили, напоили наркотиками, угрожали и насиловали, чтобы принудить к контракту с лэрдом.

— Не забывайте, милая, существует экспертиза Паучьей службы. Уж вранье они определяют легко.

— Не всегда… — выдохнула Маред. — Если вы отнимете у меня карьеру и репутацию, вы отнимете у меня все, ради чего я живу. И зачем мне тогда жить, а? Если разразится скандал, Бригиттой клянусь, я покончу с собой. Но не молча, а с посмертным письмом, что ухожу из-за позора и домогательств. Не Монтроза, а ваших, тьен. Паучья служба могла бы обвинить во вранье живую Маред Уинни, но мертвой им придется поверить на слово. И начать расследование.

— Не побоитесь? — с великолепным хладнокровием, но нехорошим прищуром спросил Чисхолм. — Такими обещаниями не бросаются. Особенно в вашем нынешнем положении.

— А вы не боитесь, что такое письмо уже есть? — заявила Маред, ужасаясь собственному безумному блефу. — И если я не вернусь с этого обеда, меня начнут искать…

Сейчас она жалела только об одном. Что месяц назад была совсем другой. Что та Маред, Чернильная Мышь, не была столь яростной и наглой, как хотя бы эти несколько минут. Нет, внутри она не настолько изменилась. По-прежнему страх публичного позора окатывал ее кипятком, заставляя сжиматься от еще не случившейся боли. Но так же, как вчера она кричала Монтрозу, что ненавидит его, так сегодня слова сами слетали с губ, словно их кто-то подсказывал, Маред только боялась, что это восхитительное и жуткое ощущение закончится раньше, чем она выйдет из проклятого мобилера и разрыдается.

— Вот как, значит, — задумчиво протянул Чисхолм, окончательно сбрасывая маску добрячка. — Не пожалеть бы вам.

— Обязательно пожалею, — с той же сумасшедшей веселостью подтвердила Маред. — В любом случае — это я уже поняла. Но вот вопрос — о чем больше? Хотите меня убедить, что лэрд Монтроз не поймет, кто его предал? Я тогда от него не то что на курорте, на задворках Чайны не спрячусь. А вам я уже буду не нужна.

— Глупая вы девочка, тье Уинни, — вздохнул Чисхолм, ерзая на сиденье. — И что же, побежите о нашем разговоре докладывать его светлости?

— Не побегу, — старательно улыбнулась Маред, чувствуя, как сводит губы близкая истерика. — То, что я вам сказала, это на самый крайний случай. Мне еще пожить хочется. Просто забудьте обо мне и враждуйте с Монтрозом сами. А я скажу ему, что разрываю контракт и ухожу. Хочет — пусть оставляет в конторе, не хочет — обойдусь.

— Зубки показываете, — понимающе кивнул Чисхолм. — Ну-ну… А может, вам и не уходить от него, милочка? Похоже, вы легко приспособились.

— А это уже не ваше дело! Велите, чтобы меня высадили. И не звоните мне больше. Тогда и я ничего не скажу Монтрозу о вас. Вам это только на руку, полагаю.