Белая западинка. Судьба степного орла

Гибкое и тонкое тельце горностая, одетое в тёплую зимнюю шубку, казалось тучным и полным. Маленькая усатая головка с тонкими иголочками ощеренных зубов выглядела воинственно и хищно. Чёрное пятнышко на конце хвоста резко контрастировало со сплошной белизной его шкурки.

Я видел горностая летом, среди камней, в зарослях стланика.

Вот так же он стоял, выгнув спину, и смотрел на меня злыми глазами, повернув назад головку и ощерив тонкие острые зубы. Но какой он был жалкий: тонкое худое тельце, как змея на лапках, весь в сиреневато–коричневых и грязно–жёлтых пятнах. Он был воинствен, но не страшен, хотя, вероятно, не менее опасен, чем зимой.

Но сейчас горностай был очень красив, статен и как-то по–особому внушителен…

Наконец он уверился, что со стороны ходиков ему не грозит никакая опасность. Он мягко прыгнул на полку кухонного стола и начал наводить на ней свой порядок: разметал по полке кусочки кеты, подобрался к мясу, съел маленький кусочек рыбы и ещё меньший кусочек мяса и спрыгнул на пол. Снова началось кружение по комнате, снова подозрительно–напряжённое всматривание в тикающие ходики, ещё один круг по комнате, и горностай исчез так же тихо и ловко, как появился.

На другой день в те же часы и так же бесшумно горностай появился вновь.

Я застыл и сидел не шелохнувшись. Горностай пунктуально повторил свои вчерашние «манёвры». Снова сделал он несколько кругов по комнате, обнюхал мои меховые чулки, снова испытал коварство ходиков, долго и напряжённо всматривался в их работу. Потом прыгнул на полку, разметал припасы, деликатно откушал кеты и оленины и бесшумно исчез.

На третий день я уже ждал горностая: он развлекал меня, и мне было не так больно.

Я поставил на полку тарелку с мелко нарезанными кусочками кеты и мяса, намереваясь приобщить своего таёжного гостя к цивилизации. И он не обманул моих ожиданий — пришёл в положенное время, бесшумно и ловко обежал комнату, обнюхал мои ноги, убедился в безопасности ходиков и поел с тарелки приготовленную ему снедь.

Так он появлялся и исчезал каждый день. И я ждал его появления каждый раз с одинаковым интересом: зверёк был забавен и любопытен.

Разумеется, я рассказал о похождениях моего горностая Попову и нужно сказать, что напрасно. Он брезгливо отнёсся к моим восторгам, и я сразу почувствовал, что никакой нечисти в доме мой суровый друг не потерпит…

* * *

Вскоре я снова стал выходить на работу, и мои встречи с горностаем прекратились сами собой.

В один из морозных дней Попов остался дома — он собирался стирать и чинить нашу истрёпанную одежду и заодно произвести в доме «генеральную уборку».

Вечером, во время ужина, Попов сказал:

— Вон я там с твоего горностая шкурку снял. Сделай себе из него чучело.

Чучело этого горностая у меня хранится и сейчас. Он стоит на коричневой дощечке, выгнув гибкую спину, тучный и пушистый. Головка его повёрнута назад, белые иголочки зубов хищно ощерены. Только глазки у него не зеленые, а жёлтые, как у совы, потому что я не нашёл на глаза моему горностаю ничего, кроме капелек янтаря, раскопанных нашими разведчиками в одном из шурфов.

РОЗОВЫЕ КУРОПАТКИ

Розовая чайка очень красивая птица. Величиной она с голубя. Грудь у неё дымчато–розовая, спинка серая. Тонкий, недлинный клюв. И тёмное кольцо на шее, как бархотка у старинных модниц.

Я видел её в музее, в стеклянном ящике, со всех сторон укрытом зелёными бархатными занавесками.

В пояснительной табличке было сказано, что эта редкая птица является гордостью колымского музея, что оперение её донесло до наших дней отсветы зорь ледниковой поры, что эта розоватость выцветает от времени. Музей просил бережно относиться к экспонату и тщательно загораживать его от света бархатными занавесками после осмотра…

Я искренне любовался этой красивой птичкой, но вскоре забыл о ней, как забываем мы в жизни о многих интересных вещах.

Мы зимовали с Поповым в долине одной небольшой реки. Сдавленная высокими белыми горами, долина постоянно была в каких-то розоватых отсветах: она простиралась с юга на север и всегда розовела то западной, то восточной стороной, окрашенная длинными зорями короткого зимнего солнца.

Я вспомнил романтическую розовую чайку и сохранённые её оперением розовые отсветы зорь ледниковой поры…

Мне захотелось ещё раз увидеть розовую чайку.

Ранним утром, на розовой заре, Попов отправил меня пострелять куропаток.

Полярные куропатки зимой становятся снежно–белыми, и только у хвоста возникает у них чёрная отметина, позволяющая им легко видеть друг друга в стае.