Белая западинка. Судьба степного орла

Целый день мы сочиняли письмо на остров в Ледовитом океане. Писали полярникам, что они разыграли нас очень хорошо, что из присланных семян у нас на Дону вырос наш же донской донник. Но вот как он попал и прижился в Заполярье — это уж совершенно непонятно.

Вместо вразумительного ответа мы получили фотографию с надписью: «Догадайтесь, и все станет ясно!»

На снимке из трюма теплохода кран поднимал какие-то кубы. При чем тут наш донник? Мы вертели фотографию и так и этак, но сообразить ничего не могли.

На остров в Ледовитый океан пошла телеграмма: «Сдаёмся! Сообщите, что прислали».

Полярники явно издевались над нами. Ответ пришёл также по телеграфу и состоял из двух слов:

«Прессованный мёд».

Вот тогда Николай хлопнул себя по лбу и на весь лагерь закричал:

— Эврика! Это же тюки с нашим степным прессованным сеном! Полярным оленям на зиму. А с этим сеном мы им и семена нашего донника отправили. Ясно?

-— Эх, Коля, Коля! —сказал Пал Палыч. —Жалко, что мы ботанику в прошлом году проходили. А то бы я тебе пять с плюсом поставил. Заработал.

А Вася — друг-то верный! — говорит:

— А вы ему по зоологии поставьте. Сено-то для оленей.

ПРОИСШЕСТВИЕ У СТАРОГО ДУБА

Об этом происшествии лучше нас никто не знает. Но сначала о том, как мы стали зелёным патрулём. Иначе непонятно будет, как мы оказались в тот момент у старого дуба.

Александр Васильевич Зеленцов говорил в классе серьёзно и озабоченно:

— Здесь нужны люди мужественные и смелые. И вы хорошенько подумайте.

Ну, раз мужественные и смелые, тут и думать нечего: Вася и Коля!

— Пусть и Наташа с нами, — неожиданно подал голос Вася.

Колька фыркнул, но Пал Палыч сказал:

— Правильно! Наташа — самостоятельная девочка.

Что касается меня, то я, по–моему, оказался в четвёрке храбрых и мужественных по знакомству, как верный друг истинных наших храбрецов.

Помню, нас обрядили даже в специальную форму. Дали нам темно–зеленые фуражки с кокардами в виде дубовых листьев и курточки с галунами и петлицами. Но ходить по хутору в форме мы стеснялись, и надели её только один раз, когда нас фотографировал корреспондент «Пионерской правды». В дозор по лесу мы ходили просто с зелёными повязками на левой руке.

Надо сказать, что Наташа оказалась неожиданно нужным человеком. Нарушители почему-то боялись именно её. Уж очень непримиримо загорались у неё глаза при виде порубщика и воинственно торчали косички. Здоровенные дяди трусливо хватали топоры и торопились скрыться подобру–поздорову. А Наташа кричала им вдогонку:

— Я вас все равно знаю! Вас все равно оштрафуют!

Смешно вспоминать об этом, но, как я теперь понимаю, храбрая она была девочка.

А тогда нам казалось, что присутствие Наташи в нашем лесном сообществе несколько смещало и мельчило наши великие задачи.

Однажды она принесла в класс совсем заморённого, с гноящимися глазами, полосато–серого котёнка.

— Мы — зелёный патруль и обязаны спасти это животное.

— Откуда ты такая грамотная?! — На этот раз удивление Николая прозвучало неподдельно.

Но Наташка у нас была — кремень. И если она решила что-нибудь — так и будет.

— Нечего задавать дурацкие вопросы. Котёнок живой!

Тоже верно. В защиту своих позиций Наташа всегда приводила неоспоримые доводы. Котёнка наш зелёный патруль выходил. Хотели назвать его по традиции—Васькой. Но Вася, что с ним случалось нечасто, слегка поддел своего дружка:

— Лучше Колькой.

— Много чести такому заморышу. Назовём эту кошечку Наташей, — вкрадчиво, поглаживая котёнка, проговорил Николай.

— Это—кот! —доконала его Наташа.

В классе поднялся хохот. Котёнка назвали Колькой, ко всеобщему удовольствию и к явной досаде Николая.

Как и все малыши, котёнок был весёлым, игривым существом, но, став взрослым, превратился в сурового и нелюдимого кота. Всякую попытку приласкать его решительно отвергал — дескать, некогда мне заниматься пустяками, и был таким воинственным, а его намерения всегда настолько не вызывали сомнений, что Кольку нашего даже хуторские собаки побаивались. Ютился он около школьного буфета, но добрую и ласковую буфетчицу, тётю Настю, не признавал. И даже Пал Палыч, обходя стороной лютого кота, с уважительным удивлением покачивал головой:

— Экое чудище свирепое выросло!

Жизнь Колька вёл независимую и делал только то, что сам решал нужным делать. Например, считал своим правом, а может быть, даже обязанностью, таскаться за нами в лес. Как только мы надевали зеленые повязки, кот оказывался тут как тут и всегда замыкал шествие, держась непременно чуть поодаль.

Свои дела в лесу Колька начинал с того, что валился на спину, задирал вверх лапы и, блаженно зажмурившись, катался в прохладной и мягкой мураве. Навалявшись вволю, кот осторожно и деликатно скусывал и жевал какие-то нужные ему зеленые былинки.

— Витаминизируется! —немедленно определяла Наташа.

— Почему витаминизируется? —ревниво спрашивал Николай. — Просто жуёт травинки.

— Но ведь он хищник. А вот ест траву. Зачем?