Белая западинка. Судьба степного орла

Свернули вправо, в лес, рассчитывая выбраться на более сухую и твёрдую почву. Деревья становились крупнее, росли более часто, стволы лиственниц выпрямлялись и хорошели, но почва оставалась влажной и зыбкой. Было похоже на то, что лес рос по сплошному болоту, только слегка затянутому сверху почвой, образовавшейся из сгнивших мхов. Мощная корневая система лиственниц распростёрлась почти по поверхности. Крупные деревья стояли очень неустойчиво. Временами казалось, что они пляшут, как пьяные мужики. Это изгибалась почва под тяжестью наших шагов. Сколько же могла наработать в таком лесу хорошая буря!

Между тем почва становилась устойчивее. Мы поднялись на сопку. Теперь уже окончательно стало ясно, что мы сбились с дороги. Далеко внизу зеленела просторная долина. Возникала и пропадала на поворотах лента какой‑то незнакомой мне речки. Должно быть, она текла параллельно Нерелеху по эту сторону перевала. Р&з есть речка с такой зеленой долиной, значит, где‑нибудь около неё должны жить и люди. Решил пробиваться к речке.

Набросал карту местности, засёк по компасу направление своего маршрута и начал осторожно и медленно спускаться. Почва под ногами оставалась устойчивой и спокойной, двигались мы легко, пока дорогу не преградила небольшая седловина, покрытая снегом. Похоже, что здесь произошёл обвал. Всюду торчали корни нависших над обрывом лиственниц. Я решил разведать эту седловину, срубил дерево молодой лиственницы, обтесал его, заострил и с таким шестом спустился на снег. Он оказался достаточно плотным и подо мной не проваливался… Шаг за шагом продвигался я вперёд и наконец уверился (в том, что снег плотен и раз меня держит надёжно, то Мухомора с его четырьмя точками опоры удержит тем более. Подсчитывая преимущества Мухомора с точки зрения законов земного тяготения, я вдруг безнадёжно провалился в свой надёжный снег. Инстинктивно развернул горизонтально шест, и это спасло меня. Я провалился по самые плечи и держался только за шест. Ноги болтались в пустоте. Снег прикрывал что‑то очень глубокое. Некоторое время я висел так, размышляя о том, как выйти из этого глупого положения. Сейчас вспоминаю об этом с улыбкой, но тогда мне было не до смеха.

Неосторожным движением я мог обрушить глыбы снега, более чем достаточные для того, чтобы похоронить и надёжно законсервировать себя на удивление геологам будущего. Но висеть неизвестно над чем, держась за очень ненадёжный шест, было тоже неинтересно. В этих обстоятельствах я ещё раз убедился, что в жизни всякое дело годится. В институте я увлекался альпинизмом и снарядной гимнастикой. Мой шест являл собой некоторое подобие турника. Нужно было подтянуться и выжать себя двумя руками. Приём несложный, если на вас спортивные туфли, шёлковая майка и тонкие белые брюки. Но если болотные сапоги… Уверяю вас, что гимнастический номер, который я проделал, был дьявольски труден, и мне следовало бы присвоить звание чемпиона. К сожалению, а может быть, к счастью, единственным свидетелем этого головоломного упражнения был мой верный Мухомор.

Выбравшись наконец на поверхность, я лёг на край ямы и заглянул на дно. На глубине двух с половиной — трёх метров журчала и темнела вода. Буйный ливень и дружное таяние снегов когда‑то превратили этот мирный ключ в бешеный поток неодолимой силы. Он подмыл берега, обрушил деревья. А когда вода спала, ключ оказался пв–крытым решёткой поваленных лиственниц, на которых долго удерживался плотный, слежавшийся снег.

Вести Мухомора по этому зыбкому мосту рискованно, достаточно того, что провалился я сам.

Мы пошли вдоль ручья, надеясь таким образом добраться до реки. Ключ был, несомненно, одним из её притоков.

Чем дальше мы двигались, тем круче становился обрыв. Белая полоса снега виднелась теперь где‑то далеко внизу. На обрыве пласты земли выходили наружу. Я решил обследовать это обнажение пород. Ведь чтобы разведать такую толщу в обычных условиях, нужно было бы пробить шурф глубиною семьдесят—семьдесят пять метров. А тут сама природа предоставила мне возможность заглянуть в её недра.

То, что мы делали, когда были молоды, сегодня нам кажется мальчишеским безрассудством. Но как бы мне хотелось ещё раз вернуться к своим двадцати шести годам, чтобы ещё раз проделать всю эту безрассудную дорогу в поисках пропавшей коровы…

Обрыв был очень крутой, если не сказать отвесный. Я укрепил один конец верёвки за ствол лиственницы, стоявшей у обрыва, а другим концом крепко подпоясался. Упираясь ногами в стену обрыва и перебирая в руках верёвку, стал медленно спускаться вниз.