Строго следуя заветам классиков, я стремился чтить уголовный кодекс и, неукоснительно руководствуясь этим принципом, приступил к сотрудничеству с Глебом Петровичем и его умельцами. С его помощью мне хотелось получить гений чистой красоты. Хотя бы лет на пять. Потом еще лет на пять. Ведь есть ещё женщины в русских селениях. Несмотря на коллективизацию. Тем более, что дело было вечером, делать было нечего, и я позвонил Аюбу, пламенному палестинскому революционеру и моему хорошему знакомому. Я его любил за буйную общественную активность. Он работал медбратом в отделении судебной экспертизы больницы им. поэта Иегуды Абарбанэля, классика ивритской литературы, писавшего в 14 веке в Испании остроэротические стихи. Абарбанель творил так же на испанском языке и под именем Leon Hebron (Леон Еврей) широко известен любителям испанской словесности. Вне всякого сомнения, творчество Абарбанэля наложило свой отпечаток, как на всю больницу названную его именем, так и на каждого из её работников.
Судебно-психиатрическое отделение больницы им. Абарбаналя было единственным в Израиле, где проводилась судебно-медицинская экспертиза женщин. Все население Израиля — семь миллионов человек, и на всех конфликтующих с законом ненормальных женщин одного отделения вполне достаточно.
Года два назад я учился вместе с Аюбом на курсе медбратьев судебно-экспертных отделений. Учеба длилась полгода, и судебно-экспертным премудростям нас обучали в тюрьме «» (Рамла), внутри которой находилось психиатрическое отделение. Периодически мы навещали другие тюрьмы. Всегда было немного волнительно посещать тюрьму «» (Массиягу), в которой тянули срок лучшие люди, соль земли Израильской, избранники народа, его краса и гордость, столпы веры и пример для подрастающего поколения. В тюрьме Массиягу содержались лица до осуждения и, зачастую, после него, занимавшие высокое положение в различных сферах общественной жизни. По чистой случайности тюрьма Массиягу находится рядом с единственной в Израиле женской тюрьмой, имеющей многообещающее название «» «Тирца» (что в переводе означает «желанная»). Там мы тоже бывали систематически. Иногда нас водили в тель-авивскую тюрьму Абу-Кабир, где находился институт судебно-медицинской экспертизы, и содержались задержанные до суда жители и гости Тель-Авива и его окрестностей. Изредка мы бывали в военной тюрьме 4 в Црифине. Иногда нам читали лекции в учебном центре психиатрической больницы « » (Шар-Минаше), внутри которой находится особый блок для психбольных, совершивших уголовные преступления. Не избежали мы и посещения единственной в своем роде тюрьмы «Хермон».
Тюрьма «Хермон» — это единственная тюрьма в стране, где проходят полный курс лечения лица, совершившие преступления из-за пристрастия к наркотикам или алкоголю. Так сказать израильский аналог Советского ЛТП. Что любопытно, то здесь же пользуют лиц «страдающих склонностью к насилию в семье». Говоря понятным языком, это те, которые бьют родную супругу смертным боем. По мнению израильских перевоспитателей, это занятие так затягивает,
что самостоятельно от этой пагубного пристрастия избавиться невозможно, и таким людям требуется помощь наркологов в условиях, максимально приближенных к тюремным застенкам. Лечение в «Хермоне» состоит в сеансах психотерапии в разных ее видах, которые не прекращаются с утра до вечера. Далеко не каждый из осужденных выдерживает такую психологическую нагрузку. Многие ничему не могут научиться и раз за разом поддаются на провокации психологов, работников тюрьмы и соратников по борьбе с темными страстями. Именно на такого рода психотерапии сформировался как специалист заведующий подростковым отделением Офакимской психиатрической больницы доктор Керен. Попасть в «Хермон» можно, обратившись с просьбой в Управление тюрем. Причем высокое право быть заключенным тюрьмы «Хермон» заслужить не просто — далеко не все просьбы о тюремном заключении туда удовлетворяются. А вылететь с «Хермона» достаточно легко — для этого достаточно, чтобы сплоченный общим делом коллектив перевоспитателей-психотерапевтов принял судьбоносное решение о безуспешности «лечения тюрьмой». Обмануть тюремных психотерапевтов сложно. У них на вооружении стоит анализ мочи. При обнаружении в моче вернувшегося из отпуска арестанта следов принятых накануне наркотиков провинившийся вылетает из тюрьмы в тот же день. Приговор в таком случае выносят окончательный, и обжалованию он не подлежит.
Однажды, сидя под финиковой пальмой возле спецблока больницы Шар-Минаше, мой соратник по овладеванию тюремными премудростями, Аюб, задал мне вопрос:
— Ты, Михаэль, судя по акценту, из России. Толстого читал, однако.
— Ну, — согласился я, не ожидая ничего хорошего.
— Я тоже читал, но всего не понял. Ты мне объясни. Вот, Пьер Безухое там, он был большим шейхом, и рабов у него было целые деревни. Правильно?
— Ну, — отреагировал я, не чуя подвоха.
— И рабыни в этих деревнях были русские?
— Ну, — не стал спорить я.
— Ну, значит, блондинок там много было?
— Ну, не без этого, — я начинал понимать ход его мысли.