Беларусь в современном социально-культурном пространстве: проблемы, вызовы, перспективы

Далее авторы продолжают: «Областью, в которой в сильнейшей мере проявляется описанная выше тенденция к синтезу психологического (гносеологического) и идущего от «точных» наук подходов, стала теория принятия решений. Сфера исследования процедур решений и актов выбора, где математические методы и средства тесно переплетены с психологическими и гносеологическими исследованиями, представляет собой типичное детище современного этапа научно-технического прогресса» [27, с. 465]. И основным источником такой рационализации современной общественной жизни по-прежнему выступает философия и наука.

Субъектом решения в данном случае является уже не человек национальной культуры, а «идеализированный человек». «Исходная схема процесса решения, включая и решения в условиях «поверхностной» неопределенности, может быть формализована в определенных математических теориях - логики, теории информации, математической статистики, теории игр, исследовании операций и др. …эти постулаты означают фактически введение понятия идеализированной решающей системы – «идеализированного человека» как некоего идеального лица, принимающего решение» [27, c. 471]. Сама рациональность принятия решений здесь связывается с поиском наилучшего (в каком-либо смысле) решения на заданном множестве альтернатив.

Однако «рациональность – многоплановый феномен. Рациональность может предполагать человека – субъекта действия, распространяясь на поступки личности, оцениваемых ею в рамках отношения «цель – средство», но она может рассматриваться и с точки зрения «адаптации» людей и коллективов к некоторой среде; она может распространяться на сферу «личностной самоорганизации», но может быть связана преимущественно с трудовой деятельностью (ее эффективностью, результативностью); она может прилагаться к отдельным сферам поведения, но может пониматься как явление, характеризующее обширные сферы человеческой деятельности. Рациональность может выступать как в статике, так и в динамике; ее можно трактовать как основу индивидуального поведения, но ее можно (и нужно) определять и так, что возникновение соответствующих феноменов будет зависеть от определенных институциональных систем; наконец, рациональность можно «привязывать» к неким абстрактным параметрам (типа «выигрыш – проигрыш» или логических отношений), но ее можно воспринимать как «ведущую в сторону» и относящуюся к технологии, технике. Учет этих аспектов – дело различных наук: социологии, гносеологии, логики, психологии, экономической науки, кибернетики как области, где изучаются системы «человек – техника» [27, с. 404].

Рациональность предстает одновременно как психолого-гносеологический и социально-исторический феномен. Причем социально-исторический феномен рациональности не сводится лишь к социальному окружению или социальной среде. И здесь мы сталкиваемся с диалектической противоречивостью формально-математического и эмпирически-содержательного аспектов человеческого знания. Формализованные модели принятия решений во многом оказываются нереалистическими. «…Можно сказать, что они заранее предполагают рациональность решений, в то время как главная цель должна состоять в том, чтобы разработать методы эффективной организации поведения фактических субъектов действия при решении различных задач» [27, с. 478].

В данном случае речь может идти о конкретной стране, конкретном народе и народной культуре, рациональные и иррациональные начала которой как бы уравновешены и исторически предопределены, выступают не только и не столько в виде социально-политических проектов, сколько в виде соответствующего нравственно-психологического климата общества, его коллективного бессознательного, за состояние которого повинны как семья и семейно-родственные отношения, так и государство, церковь и все гражданское общество в целом. «История, – как отмечает академик Российской академии наук, доктор юридических наук, профессор, известный специалист в области истории политико-правовых идей и современной философии права Владик Сумбатович Нерсесянц, – ведь не находится на службе какой-то социальной теории … и не создает специально для ее реализации какие-то идеальные условия. Напротив, сплошь и рядом социальные идеи, проектируемые на одну ситуацию, начинают осуществляться при совершенно иных обстоятельствах.

Также и в содержательном плане, связи предшествующей теории и последующей практики в принципе не могут быть прямолинейными и однозначными – в отличие от, скажем, совпадения символа и реалий в магии или слова и дела в мифологическом акте божественного сотворения мира» [20, с. 325].