Бельчонок и ёлочка

И вот мало-помалу наступила белоснежная зима. Земля покрылась пушистым ковром, лиственные деревья дрожали от холода, а белки надели серые зимние шубки. Однажды пришли в лес два человека с топорами на плечах.

— Смотрите, какое стройное рождественское деревце! — сказали они и, срубив положили юную ёлочку среди других ёлок на сани, чтобы отвезти в город на продажу. Она была так печальна!

«Теперь мне больше никогда не увидеть Кирре», — думала она — ведь втайне она ещё надеялась, что Кирре когда-нибудь вернётся в родные края.

Она обхватила ветвями матушку, большую ель, на макушке которой находилось беличье гнездо.

«Не давай им увезти меня», — молила она.

Но мама-ель не могла ей помочь. Ветви юной ёлочки были слишком слабы, некоторые обломились и упали в снег, и самую юную ёлочку уже повезли, далеко-далеко, до самого городского рынка. Там ёлочку купили и тёмным зимним утром повезли в большой дом. Ёлочка была совершенно не в себе, иначе бы она подивилась всей той суёте, которая царила на улицах, и всем тем диковинам, которые стоило там посмотреть. Но она могла лишь тосковать и думать.

Ёлочку оставили в зале, она была целый день совсем одна, но в сумерках пришли родители детей, чтобы нарядить ёлку. На её ветви повесили яблоки, позолоченные орехи, флажки, разноцветные розы и золотые звезды, конфеты и свечи. На самой верхушке укрепили сверкающую золотом звезду.

— Это — Вифлеемская звезда, — объяснила старшая сестра собравшимся детям, которые, от радости всплеснув руками, стали разглядывать ёлочку. Они были в таком восхищении, что не могли вымолвить ни слова. Но когда в залу вошёл рождественский соломенный козёл с дедом-морозом на спине и всем принёс подарки — одному лошадь, другому — лодку, третьей — красивую куклу, — то-то было радости! Дети танцевали вокруг рождественского деревца и пели весёлые рождественские песенки.

Однако же юная ёлочка по-прежнему стояла словно во сне: блеск свечей, игры и неистовое веселье детей только мучили её.

— Ах, попасть бы домой, — вздыхала она.

— Давайте принесём белку, пусть тоже посмотрит на рождественское деревце!

И один из мальчиков помчался за клеткой; там на задних лапках сидел светлоглазый бельчонок, держа в передних сухарик. Он посмотрел на рождественскую ёлочку, а ёлочка посмотрела на него. О, как она задрожала! Но на этот раз от радости. Ведь в клетке сидел Кирре, Кирре — живой и здоровый! И сразу на душе у ёлочки посветлело и потеплело. Она не смела шевельнуться, её ветви были увешаны лакомствами и украшениями, но, она не отрывала взгляда от бельчонка, удивляясь, что он не узнает её.

Кирре втягивал носиком запах ели, который не вдыхал с того самого дня, как его унесли из леса. О, как это было чудесно! Ему вспомнились дом на макушке высокой ели, папа и мама, Курре и Карре. Он подумал о маленькой серьёзной ёлочке, которая росла рядом с большим деревом. И чем дольше он разглядывал рождественское деревце, тем более знакомым казалось оно ему. Он перекувырнулся в своей клетке, уселся на хвостик и, навострив ушки, поклонился точь-в-точь так, как некогда дома, когда играл на ветвях юной ёлочки. И она поняла, что бельчонок узнал её. Вокруг рождественского деревца со своими подарками играли дети. Ярко горели свечи, от рождественской каши, стоявшей па столе, шёл пар… Но бельчонку и юной ёлочке казалось, что они снова дома, там, где по вересковой пустоши носится и прыгает заяц, а высокие деревья шумят на ветру. Бельчонок и ёлочка стали кивать друг другу, или, вернее, кивал бельчонок, потому что ёлочка не смела пошевелиться. На своём, только им понятном лесном языке они тихо беседовали друг с другом, так тихо, что ни один человек ничего не услышал.

— Как ты здесь очутился? — спросила юная ёлочка.

— Ах, это печальная история, — вздохнул бельчонок. — Ты, верно, помнишь, что маленьким я был совсем диким и своевольным?

— Да, да, помню, — ответила ёлочка. — Твоя мама частенько жаловалась, что у неё с тобой хлопот больше, чем с остальными малышами.