Белев. Материалы к истории

В этой связи вспоминается один курьезный случай, едва не стоивший жизни нашим хозяевам – супругам Бурцевым. Однажды мой отец услышал какой-то шум в коридоре второго этажа. Отец быстро поднялся наверх и увидел страшную картину: Бурцевы, муж и жена, стоят у стены, а офицер, размахивая перед их лицами пистолетом, кричит: «Юда, комиссар, шиссен!». Дело в том, что он принял их за еврейку и комиссара, коммуниста. Так они были похожи внешностью и одеждой. Отец, неплохо владевший разговорной немецкой речью, объяснил офицеру, что они русские, отцы у них были священники православной церкви, а хозяева дома очень хорошие люди и никакие не коммунисты: хозяйка – машинистка, а хозяин – старший юрисконсульт, адвокат. К счастью, все успокоились и разошлись.

Став хозяевами города, немецкие власти учредили городскую управу, полицию, открыли пекарню и магазин по продаже хлеба, пустили механическую мельницу. Городским головою назначили бывшего бухгалтера Мудрова, а начальником полиции – бывшего начальника паспортного стола Рыжова. Городская управа ввела хлебные карточки, которые можно было отоварить в специальном магазине на ул. К.Маркса. Хлеб выпекался из горелой ржи, так как накануне захвата города немцами склады заготзерна были подожжены отступавшими советскими войсками. Когда стало ясно, что город не удержать, горисполком разрешил населению брать зерно со складов кому сколько нужно, остальное подлежало уничтожению. Но огонь уничтожил не все зерно, а оставшееся изрядно обгорело и продымилось. Видимо, по этой причине немцы не использовали его для своих нужд и отдали в распоряжение управы. Возле магазина, в котором отпускался хлеб, создавалась огромная очередь и давка, было много крика и даже потасовки. Все это не осталось без внимания немецкого военного коменданта, тем более, что здание комендатуры находилось неподалеку. Вскоре у входа в магазин появился вооруженный солдат с бамбуковой тростью в руке, при помощи которой он быстро навел в очереди порядок.

В совхозе "Белевский" оставалось много неубранных овощей. Для горожан это оказалось хорошим подспорьем. Желающие приобрести овощи выписывали их в городской управе и там же оплачивали стоимость продукции. Затем имеющий квитанцию, в которой значилось, сколько выписано и сколько уплачено за овощи, шел в поле и набирал там столько же. Возвращаясь с набранной продукцией через речной понтонный мост, он взвешивал продукцию у работника городской управы. Тут же стоял для порядка немецкий солдат с оружием.

По воскресеньям устраивались базары, на которых продавались продукты питания, птица, скот, предметы домашнего обихода, одежда и даже лапти. Лапти смешили немцев, они надевали их на свою обувь во время гололеда. Однажды я увидел такую картину: женщина продает кур и петуха, которые находились в огромной корзине. К ней подошел немецкий солдат и начал выбирать птицу, что потяжелее. Ему понравился петух, он забрал его, расплатился и направился к выходу. Женщина, сосчитав деньги, громко окликнула его: "Пан, ты дал мне мало денег". А он, обернувшись, ответил по-русски: "Хватит, хватит". Были и такие случаи, когда солдаты брали продукты, ничего за них не заплатив, нагло и пренебрежительно удаляясь. Во время оккупации функционировали как немецкие марки, так и довоенные советские рубли из расчета десять рублей за дойчмарку.

Все дни немецко-фашистской оккупации города мы жили в полном неведении о том, какая обстановка на фронте, не говоря уже о большем, что происходит в жизни страны. Информация, доходившая до нас от немцев, отличалась противоречивостью и являлась, несомненно, ложной Отец, владевший немецким языком, однажды спросил у одного из солдат: "Как чувствует себя Тула?". Тот ответил ему очень высокомерно: "Туле капут! Русским солдатам – всем капут! Москве – капут! Сталину – капут! Через два месяца разобьем Англию. На этом война и закончится. И когда солдаты возвратятся домой, то отпразднуют славную победу, будут гулять. танцевать с фройляйн и фрау. Вот зайдем мы в ресторан – и все присутствующие там должны будут встать перед солдатами великой Германии, победителями Европы". При этом разговоре был другой солдат. И когда хвастун вышел, то он открыл отцу относительную правду. "Тула в кольце, – грустно сказал он, – со всех сторон – минные поля русских, и немецкие войска обошли ее и уже дошли до Москвы".

Однажды как-то неуверенно вошел к нам на кухню солдат лет тридцати восьми – сорока. Он сел на сундук и стал печально говорить, что у него дома остались старые родители, жена и трое детей. Он то и дело хватался за голову и восклицал: «Ох война-война! Ох война-война!». Сказал он и то, что таким, как он, германским труженикам, война не нужна, и лучше бы Гитлер и Сталин дрались между собой, грызли друг другу глотки, а простым немцам воевать совершенно не нужно. А были и такие, кто рвался на фронт воплощать бредовые идеи фюрера, как девятнадцатилетний Август, доброволец, который передо мной вес хвастался маленьким браунингом и носил его в нагрудном кармане.