Бельгийская новелла

Действительно ли срочным было дело, и не преувеличивал ли немного его важности патрон, желая помочь г-ну Кошу и следуя своей установке о том, что надо встряхивать людей в несчастье?

— Нельзя терять и часа, Ле — на грани разорения. Наш представитель в Антверпене сумел назначить с ним встречу у его адвоката на сегодня во второй половине дня. Я сожалею, что пришлось потревожить вас в такое тяжелое для вас время, но мне действительно надо повидаться с вами, господин Кош. Я бы сам пришел к вам сейчас, но не лучше ли будет, если вы придете позавтракать с нами? Мы бы подольше поговорили.

Ловушка была очевидной, но г-н Кош не умел избегать ловушек, даже ловушек доброжелателей. Он облачился в черный костюм, который недавно принес портной. Выйдя на улицу, на яркое, все еще неправдоподобно яркое солнце, и ощутив дуновение свежего, почему-то напоминающего океанский бриз ветерка, он вспомнил, что Мадлен не признавала траура, ему стало немного стыдно оттого, что он весь в черном на таком свету, и обычная трусца, которая выработалась у него во время пути на работу, стала еще торопливее.

Сидя за столом в строгом окружении массивных коричневых буфетов с застекленными полочками, они говорили о Дезире, об открытках, которые продолжал получать ее отец, в том числе и о тех, что были получены сегодня утром. Он сказал, что не смог найти по своему атласу Золотой Каньон и что некоторые этапы пути так и не удалось проследить — то на почтовой марке ничего нельзя было разобрать то подпись на фотоснимке была нечеткой.

— Принесите мне все открытки, с первой до последней, — сказал хозяин дома, — у меня есть новый отличный атлас, но он такой большой, что его не поднимешь, поэтому я не предлагаю вам взять его с собой. Мы посмотрим его вместе.

Страсть к историческим изысканиям распространилась у г-на Амбера и на географию. Мадемуазель Ариадна, уже закончившая утренний туалет, отважилась задать еще один вопрос о Золотом Каньоне и о расстоянии, которое отделяло его от Тихого океана; в ответ прозвучало звонкое, напоминавшее о похоронах название Санта-Барбара, и стекла кафедральных буфетов задрожали при этих звуках. В то время как убирали закуску, г-н Амбер заговорил о деле Ле.

Он подошел к нему так умело, что к двум часам с четвертью ворота замка Бородача пропустили машину, в глубине которой хозяин и его директор, удобно устроившись каждый в своем углу, ехали в направлении Антверпена, подставив ветру свои бородки. Г-н Кош, раскрывая подноготную расставленной сети, добросовестно отчитывался в том, что было ему известно о масштабах деятельности дома Ле на рынке сбыта, высказал свою точку зрения на выгоды и неудобства активизации ее деятельности, рассмотрел различные варианты — выкуп, слияние фирм, создание отдельной фирмы. Он вложил в анализ все знания, накопленные за долгие годы ревностного изучения дел, и здравомыслие честного человека.

Мадемуазель Ариадна высказывала свои продиктованные женской недоверчивостью возражения, разыгрывая при этом защитницу обреченного. Ее отец предпочитал отмалчиваться: в глубине души он полагал, что и на этот раз в его распоряжении группа дополняющих друг друга политиков. Он, пожалуй, даже не покривил душой, когда, предложив гостю осушить бокал «мерсо», он поставил свой и сказал:

— Мне очень больно, мосье Кош, что в такой момент приходится требовать от вас дополнительного напряжения. Но вы абсолютно необходимы на сегодняшнем послеобеденном совещании. Я поеду туда с вами, чтобы в случае надобности сразу подписать бумаги.

Ничем, кроме скорбного молчания, г-н Кош не мог выразить протест.

— Отец, — вмешалась мадемуазель Ариадна, — позвольте же мосье Кошу достойно…

— Мосье Кош и горе мосье Коша несомненно выше условностей, если ты имеешь в виду перерыв в работе по случаю траура. К тому же на таком расстоянии траур совсем не то что…

В Антверпене совещание у адвоката продолжалось очень долго; была подписана целая гора выгодных для г-на Амбера договоров: новорожденная фирма «Амбер и Ле» издала свой первый крик. Они смогли уехать из Антверпена только после десяти вечера, отужинав в опустевшем к этому часу ресторане. Добравшись до глубокого кожаного сиденья автомобиля, г-н Кош сразу задремал. Перед тем как погрузиться в забытье без снов о Дезире, он вспомнил, что на второй вечер во время той далекой парижской проделки, вернувшись из театра, он позорно уступил вот такому же мертвому сну, который лишил его еще одной ночи любви с Мадлен.