Бельгийская новелла

Хозяин заснул, мадемуазель Ариадна и г-н Кош сидели друг против друга за овальным столом, а между ними лежала выпуклая стопка глянцевых, аккуратно положенных одна на другую открыток Дезире. Г-н Кош приготовился к испытанию, боялся и все же чувствовал, что ждет его, с надеждой, как больной — хирургическую операцию. Он уже преодолел страх перед каннибализмом спиритки, обратившим его в бегство в первый день траура, когда ему почудилось, будто на бледном лице старой девы написана жажда общения с мертвой, которая наконец-то оказалась ей ближе, чем герцоги Бургундские. Четыре прошедших дня надломили его, как долгая осада. Новостей от Дезире теперь ждать не приходилось, и что бы там ни говорил г-н Амбер, жизненные токи приостановились, источник иссяк: и бесконечным перечитыванием нескольких строк на обороте небесно-голубых открыток не удалось бы надолго заполнить существование, из которого не исчезала Дезире, поскольку в течение трех дней каждое утро он продолжал что-то узнавать о ней, как узнают что-то о ком-то, видя или слушая его. Именно это означает для вас, что человек жив, вы его видите, слышите, читаете его письма и представляете себе в тот момент по-новому, хотя для него самого асе это уже в прошлом. Звезда, которую вы видите, жива для вас, даже если она мертва уже тысячу лет. Но когда ее сияющие лучи перестанут доходить, именно в этот момент она перестанет существовать для вас А если мадемуазель Ариадна действительно способна вступить в контакт с мертвой Дезире? Теперь не осталось другой надежды, и перебирать почтовые открытки, и восстанавливать дни по метеорологическим сводкам — эти суетные занятия представлялись ему слишком тщетным утешением; г-н Кош смотрел на лицо затворницы и спрашивал себя, видели ли эти глаза под опушенными сейчас веками душу Дезире.

— Вы будете запрашивать материалы из прессы? — спросила она вполголоса, чтобы не потревожить сон отца.

— Мосье Амбер настаивает на этом.

— А вы сами, мосье Кош?

— Я… Боюсь, что в них мы не найдем ничего, кроме безжизненных сведений. То, что писала Дезире, было несколько иным: каждый раз до меня как будто долетал какой-то момент ее жизни, словно она поговорила со мной или я с ней повидался.

— Вы абсолютно правы! Нет, не истории жизни Дезире вам нужно посвятить себя, и незачем составлять маршрут, час за часом прослеживая моменты ее жизни в Америке, узнавать, что она ела в том или ином ресторане!..

Что она имеет в виду? Скажет ли? Он был глубоко взволнован соприкосновением со сверхъестественным.

Спиритка медленно протянула руку, взяла из стопки с видами Америки одну открытку, затем очень ровно и совсем отдельно положила на стол перед собой фотографию большого отеля, напоминающего по очертаниям нос корабля или утюг и расположенного на одном из проспектов в Филадельфии.

— Вы прекрасно знаете, г-н Кош, чем я занимаюсь: я вступаю в контакт с потусторонним миром. О! Я не слишком сведуща в этой науке. И сказала бы даже, что для меня это далеко не наука, а прежде всего любовь. Поначалу я утонула в авторах и теориях, так же как отец, когда он пытался воссоздать историю шестисот франшимонцев на основе теорий и документов. Я много читала, начиная с Альберта Великого [12]и кончая Конан Дойлом и Элифасом Леви… [13]Смешно, но когда об этом пишут, выстраивают целые системы, все они кажутся мне нелепыми: детскими умопостроениями, напоминающими негритянские объяснения грома и затмений. И все же я всегда чувствовала, что загробная жизнь существует, так же как гром и затмения. И я познала ее на опыте, да, мне представлены доказательства ее существования.

Вопрос застрял в горле у г-на Коша, ему надо было освободиться от него:

— И вы вступили в контакт с Дезире?

Многозначительно прикрыв глаза, она отрицательно покачала головой.

— В первый же вечер я сделала попытку.

Это был тот самый вечер, когда из своего окна сквозь деревья он видел красный свет в комнате спиритки и со страхом и ревностью спрашивал себя, чью душу она пыталась там вызвать.

— Я ничего не добилась, почти ничего, какой-то намек на ответ, сразу же запутавшийся. Было… было, может быть, слишком рано. Говорят, нужен какой-то срок, понимаете…

Не желая показаться пошлой, она не призналась, что Матье-птичник, дух-насмешник из XV века, вторгся в ее намечавшийся диалог с Дезире и отпускал в адрес покойной странные и неуместные непристойные шутки. Она говорила тихо, боясь разбудить старика, и, кроме того, ей было трудно произнести слова, слишком откровенно обозначающие «труп», говорить, что после смерти нужно время для того, чтобы тело постепенно исчезло и чтобы освободившаяся душа могла заговорить.