Бельгийская новелла

Где-то на западной окраине города, там, где улочки были не шире, чем двери низеньких покосившихся домиков, жила девушка по имени Аделина. Она была молода и красива, в ее груди билось доброе и благородное сердце, но с тех пор, как ее старая мать предпочла смерть военному режиму, Аделина стала бояться одиночества больше войны. Именно потому, что она так боялась одиночества, и еще, наверное, потому, что она была молода и красива, случалось поздней вечерней порой, когда мрак сгущался в узких улочках, что из мрака возникал солдат А., находя дорогу прямиком в кухоньку Аделины, где она нежно целовала его в губы и угощала ароматным чаем, запастись которым в те времена было очень мудрено. И когда солдат А., обогревшись душой и телом, снова уходил на вахту, а солдат Б., продрогший до мозга костей, приходил с вахты, Аделина нежно целовала солдата Б. в губы и угощала ароматным чаем.

К несчастью, получилось так, что в один прекрасный день или, лучше сказать, в одну прекрасную ночь, в силу каких-то необъяснимых и непредвиденных изменений в графике дежурств, солдаты А. и Б. закончили вахту в одно и то же время. Со стороны северных ворот прибыл первый, со стороны южных — второй, войдя в уютную кухоньку ровно через минуту после А. Аделина была очень довольна и налила обоим гостям душистого чая. Но ни солдат А., сидевший слева от натопленной голландки, ни солдат Б., сидевший справа от печи, не притронулись сжатыми губами к хрупкой фарфоровой чашке с чаем. Они злобно косились друг на друга, и в их глазах разгоралась ненависть.

Тут вдруг солдат Б. поднялся со стула, встал в позицию перед Аделиной — а она была так по-детски невинна в просторной ночной рубашке — и сказал:

— Говори, кого из нас ты выбираешь?

Солдат А. тоже вышел из-за стола, встал рядом с товарищем по оружию и сказал:

— Да, выбирай.

Смеясь, Аделина встряхнула головкой в льняных локонах, гордая такой честью, и произнесла:

— Глупые ребята. Вы оба храбрые солдаты, но вы оба еще глупы.

Потом она стала вдруг серьезной и медленно, почти торжественно вымолвила:

— Когда война кончится и будет нужно выбирать, тогда я сделаю свой выбор. Но не раньше, чем кончится война. И тогда я пойду под венец с тем, кого из вас выберу.

С этого часа оба солдата стали заклятыми врагами. В казарме они молча и хмуро проходили один мимо другого, отказывались пользоваться одним и тем же полотенцем, а когда укладывались ночью спать на стоявшие рядом нары, то сердито поворачивались друг к другу спиной. С каждым днем лица их все больше мрачнели, а нахмуренные лбы выдавали озабоченность, и кто знает, не рождалась ли за этими лбами мысль о расправе над соперником. Но убийства не произошло, ибо помнились обоим, наверное, ИЗ мудрые слова одного великого поэта из Аруди, который когда-то писал, что препятствием на пути между мечтою и делом бывают не только законы, но и обычные практические трудности. Было, однако же, ясно, что один из них лишний и должен исчезнуть, поэтому вполне уместно предположить, что их временная пассивность была не чем иным, как скрытым ожиданием благоприятной возможности протянуть руку помощи Аделине и судьбе.

Меж тем положение в осажденном Аруди не улучшалось. Когда однажды утром главнокомандующему и коменданту было доложено, что один из караульных восточного отряда бесследно пропал и есть основания подозревать измену, комендант чуть было не упал в обморок, но мысль о победе, которую ему предстояло еще одержать, и о том, что имя его будет со славою вписано в анналы истории, помогла ему устоять. Он по-прежнему неколебимо верил в пришествие чуда и до той поры, пока оно не явится, столь же неколебимо должен был держать толпу в узде. Хитро улыбаясь, он отдал приказ удвоить караул не по фронту, а в глубину. За внешней цепью часовых следовало развернуть вторую, внутреннюю цепь, чтобы она не спускала глаз с первой и открывала огонь по любому из караульных при любом подозрительном движении. Это был положительно уникальный тактический прием, заранее рассчитанный на то, чтобы его впоследствии цитировали военные школы всего мира.